Ангел для Лютого
Шрифт:
Четыре дня… Как же это мало!
— Ангелок, женщинам так активно думать вредно…— хохотнул он, отпуская меня и резко отстраняясь.
«Да он что, мысли читает!»
В ответ раздался раскатистый смех пижона. Мне стало не по себе, словно я связала жизнь с Люцифером. Именно эта у меня возникает ассоциация, когда я общаюсь с Лютовым. Он такой же опасный, никогда не знаешь, что от него ждать, не человек, а дьявол во плоти.
— Всё, беги к своей сестре, минута промедления — и начну домогаться…
Если он надеялся, что на его угрозу я с визгом рвану из машины, то просчитался.
***
Завёл своего ангелочка, рванула навстречу злая, что мне и было нужно. Не заслуживает её сестра жалости, пусть от старшей получит на орехи. Смотрю на уделяющую фигурку и сам себе завидую: попка — улёт, грудь — шикарная троечка, а губки… м-м-м. Давно с упоением так не целовался. Лет с восемнадцати, наверное. Да… тогда я ещё хороших девочек предпочитал, это уже позже на профессионалок перешёл, а таких целовать впадлу, хрен знает сколько она своим ртом членов обслужила. Зато жену себе взял не целованную, хреном не балованную, правда, учить придётся, но это мелочь, переживу. Главное, что мой «друг» фанатеет от девочки…
«Пуши хвост, перед своими любовницами» — передразнил ангелочка. Нахрена они мне сдались, когда у меня такая сладка карамелька под боком своей шикарной попкой крутит! Совращать её будет одно удовольствие, не хотел вначале, но своим «такого пункта в договоре нет» вывела, теперь пусть пеняет на себя.
— Потерпи, через пять дней зайдёшь в гости. Только не рассчитывай на долгое рандеву, мы её только девственности лишим, разок всплакнёшь от счастья, и хватит. А вот после командировки оторвёмся по полной.
***
Захожу к сестре, она уже не рыдает в три ручья, а о чём-то усиленно думает, руки сжаты в кулаки — злится.
— Привет, родная, ты как?
Она резко поворачивает ко мне голову.
— Мила! — воскликнула и бросилась ко мне. — Я больше не могу находиться здесь, задыхаюсь.
— Мне сказали, что тебя скоро перевезут, потерпи.
В ответ обнимаю, пытаюсь успокоить. Жалко мне глупышку мою, попала в западню ловких манипуляторов.
— Куда? — испуганно спрашивает, отстраняясь.
— Не в тюрьму, успокойся. — Улыбаюсь ей тепло. — Но тебе придётся некоторое время положиться на людей, что тебе помогают. Если скажут сидеть дома — так и делай, это для твоей же безопасности.
— Но я домой хочу… — начала она.
— Диана,— уже строго, — прекрати вести себя как маленькая девочка! Скажи спасибо, что в тюрьму не посадили, ты таких дел натворила, что …
Вот тут я замолчала, ну как ей сказать, что я теперь до конца дней рассчитываться буду? Да и делать я этого не могу, это мой осознанный выбор, пусть и под давлением обстоятельств. Жертву разыгрывать из себя неуместно в этом случае.
— Я знаю, что была не права, но они ко мне относятся как преступнице!
Одна часть меня требовала её утешить. Другая говорила, что это только навредит, посему решила говорить как есть:
— А это так и есть, ты нарушила закон, причём не единожды. А если будешь взбрыкивать,
— Я думал, ты меня поддержать пришла, а оказывается упрекать.
Тяжко вздохнув, без тени раздражения отвечаю:
— Диана, придёт время, ты осознаешь, что натворила, и самой стыдно станет.
— Мила, тебе не понять меня, ты никого не любила! Мне будет больно, но никак не стыдно, они лишили мне счастья!
— Это ты сейчас так думаешь, пройдёт время, будешь рада, что вовремя тебя остановили…
— Я так и знала, что не поймёшь, — тяжко вздохнула она и отошла от меня.
— Отчего же, я понимаю, сейчас тебе кажется, что ты любишь этого мужчину всем сердцем, и разлука с ним приносит не выносимую боль. Но подумай на досуге, любил ли он тебя? Поверь, если мужчина женщину любит, то никогда так не подставит.
— Он не заставлял меня, я сама! — взвилась сестра.
— Ты же мне в прошлый раз говорила «словно мной руководил опытный кукловод». Не стыдно врать сестре? Скажи, что бы сказали наши родители о твоём поступке?
— Да достала ты с этим «что бы они сказали»! «Как бы посмотрели»! Их нет, они погибли — баста! А ты мне не мать, чтобы учить жизни, я взрослая! — рявкнула она.
— Верно, их нет. Но вот насчёт взрослая я бы поспорила, твои поступки говорят об ином…
— Мои поступки говорят, что я ради любви готова пойти на многое… Да с кем я говорю… — махнула она рукой, — ты же ничего не понимаешь. Ты не способна любить, только о работе и что сказали бы родители постоянно думаешь. Мил, иногда я думаю, что тебе суждено судьбой умереть старой девой. Никогда не видела тебя с парнем, никогда не слышала, чтобы ты рассказывала о своих ухажёрах. Друзья детства не в счёт, ты к ним относишься как братьям. Так что мы не можем понять другу друга, ты словно пустая оболочка, живёшь по инерции, а я не хочу повторить твою судьбу.
А вот это уже больно слышать. Но, вспомнив слова пижона, что она сейчас взвинченная, немного успокоилась.
—Ты ошибаешься, я тоже могу чувствовать. Например, боль от предательства. Ты же меня, по сути, предала: молча украла деньги и скрылась. А так же мне ведомы такие чувства как отчаянье и страх, я их испытала, когда не знала, где ты и что с тобой. Скажи, разве я застуживаю такого? Почему другой человек, которого, по сути, ты не знала, стал дороже сестры? Неужели нельзя было сказать мне о своих планах?
— Чтобы ты начала отговаривать? — горько усмехнулась она.
Я смотрела на неё и понимала: сейчас с ней разговаривать бессмысленно, она слышит только себя. Она даже не представляет, как меня подставила, и если бы не Лютов, неизвестно, что бы со мной сделал Андреев. Мда, я вырастила эгоистку. Не знаю, это следствие того, что её так обработали, или же она была такой, а я не замечала. Ладно, поговорю с ней потом, когда любовная лихорадка с неё схлынет.
— Ладно, поговорим об этом позже. Сейчас я прошу тебя только об одном — не делай глупости. Если выкинешь очередной финт, я уже помочь тебе ничем не смогу.