Ангел-хранитель: Брат и сестра
Шрифт:
– Не всю же жизнь у родителей на шее сидеть, – отбивался сын. – Мы и в доме, надеюсь, недолго стеснять вас будем: как найдем квартиру или домишко в аренду, так съедем.
– Что ты такое говоришь, Никита! Обидеть родителей хочешь?! Как это стеснять?! – заволновалась хозяйка. – Саша, скажи ему, что это не просто наш дом, а семейное гнездо, где место найдется всем членам семьи!
– Конечно, – согласился с женой отец Никиты. – Живите у нас, сколько хотите, мы только рады будем. К тому же внука нам родите скоро, так зачем на съемной
– Маша, ты что, беременна? – в один голос воскликнули ее родители. – Наконец-то! Вот радость-то!
– Нет.… Пока нет… – потупив взгляд, замотала головой смущенная Маша.
За столом повисла неловкая пауза, которую тут же постаралась сгладить мудрая бабушка:
– Никитушка, а как же ты видишь свое будущее, если не жить в Москве? Неужто отказался от цели стать иконописцем? Ведь учился же специально при монастыре…
– А Никите Анна Михайловна предложила преподавать детям изо в школе и еще кружок художественный вести дополнительно, – схватилась Маша за новую нить разговора. – Так что мы вместе работать будем! Правда, здорово?!
Маша слегка подтолкнула сидящего рядом Никиту, намекая на то, что ждет поддержки в разговоре, но тот делал вид, что очень занят поеданием своих любимых домашних пельменей.
– В Москве мы друг друга почти и не видели: с утра до ночи в разных местах, а в выходной – бытовые вопросы успеть бы решить. Времени на личное и духовное совсем не оставалось, – продолжила Маша. – Честно признаться, за этот рабочий год я в храме была раза три всего, совсем не было сил вставать утром в воскресение. Никита хоть в монастыре на службу ходил, мне же даже в выходные к урокам надо было постоянно готовиться, а еще дома успеть приготовить, убраться.
– Таких как я, бабуль, молодых и неизвестных художников, в Москве хоть пруд пруди, – наконец отозвался Никита. – Картины не продаются, на иконы заказов тоже почти нет. Не увидел я там дальше своего пути… Понимаете? А семью кормит надо, да и вообще сберечь…
Родители за столом понимающе закивали, замолчали, застучали столовыми приборами.
– А меня красиво рисовать научишь? – вдруг раздался тихий голосок Надюшки.
– Конечно, сестренка, – улыбнулся Никита. – Тебе что больше нравится: акварель или гуашь? Может, уже пастель знаешь?
– Мы в школе пока только акварелью рисовали и карандашами цветными, – замялась в ответе Надя. – Но у меня пятерка за год по рисованию…
– Молодец! Мама говорила, что ты у нас отличница. Так держать!
– А ты, Никита, и в нашем классе рисование вести будешь? Во втором «а»? – спросила, также немного стесняясь, Надя.
– Не знаю. Это как директор решит, – ответил старший брат.
– А ты попроси Анну Михайловну, чтобы тебя только в старшие классы учителем поставили, – вдруг попросила Надя, вытянувшись на стуле в струну. – А в младшие не надо. Ты меня лучше дома
– А что так? Почему? – наперебой стали допытываться сидящие за столом родственники, обеспокоенные словами девочки.
– Потому что если Никита мне пятерку поставит, одноклассники подумают, что это из-за того, что он мне брат родной, – стала сбивчиво объяснять Надя. – Я так не хочу.
– Да какая разница, что там кто-то себе думает? – возмущенно заявил в ответ Никита. – Не нужно, сестренка, на других смотреть, всем все равно не угодишь. Может, они просто завидуют твоим успехам? Пусть себе думают, что хотят, тебя-то это не касается!
– Еще как касается! – почти крикнула в ответ Надя. – У нас у Тани мама работает учительницей в параллельном классе, так если ее хвалят учителя, то другие ученики шушукаются у нее за спиной, что это только из-за мамы. А я считаю, что Таня на самом деле хорошо учится, но остальные все равно несправедливо про нее говорят!
– Тише, Надюша! Не переживай так, – попыталась успокоить разволновавшуюся дочку мама. – Никита поговорит с директором, все будет хорошо.
– Не надо никому про это рассказывать! – еще сильнее повысила тон девочка. – Мне еще только прозвища ябеды не хватало! Итак, со мной в классе никто не дружит!
Надя выскочила из-за стола с мокрыми от накативших слез глазам и убежала в свою комнату.
– У Нади проблемы с одноклассниками? Обижают? – обратился Никита к маме с бабушкой, которые хотели бежать следом за девочкой, но остальные их остановили.
– Сами первый раз такое от дочки слышим! – ответила мама. – Из нее вообще, как в школу пошла, стало трудно лишнее слово вытащить. Но я не волновалась, потому что на собраниях в школе про нее всегда только хорошее учительница говорила: учится прекрасно, поведение отличное.
– Странно… Я, конечно, редко приезжал в гости, но помню Надюшку как очень общительного открытого ребенка, – удивился Никита.
– Мы решили, что ее закрытость – это такая адаптация к школе, переходный какой-то момент, – добавила бабушка.
– Ну, что теперь с этим делать? – вдруг выдал папа Никиты.
– Давайте я с ней поговорю, как нейтральное лицо, – предложила Маша.
– Нет, лучше я поговорю, – заявил Никита. – Вы не переживайте тут, разберемся.
Оставив родных за столом в смущенном недоумении, Никита направился вслед за Надей.
– Привет, можно войти? – постучавшись, заглянул он в комнату сестры.
– Заходи, – раздались всхлипы из-за спинки кресла, в котором комочком сжалась Надюшка.
Никита невольно улыбнулся, вспомнив, как сам много раз точно также сидел печальный в этом уже потертом местами кресле, прижав колени к груди.
– Да, изменилась, конечно, моя комната… Стены сама розовые захотела? – начал издалека брат.
– Я еще маленькая была, когда красили, – отозвалась сестра. – Сейчас бы желтые выбрала… Солнечные…