Ангел-хранитель

Глебова Ирина Николаевна

– И никогда больше не вернетесь? – Викентий Павлович чуть улыбнулся.

– Конечно, вернемся! – энергично возразил маленький князь. – Здесь очень хорошо, мы сюда будем часто приезжать!

Алена кивнула:

– За домом будут следить, содержать его в порядке. Приятных воспоминаний здесь гораздо больше, чем грустных.

– Куда же вы поедете?

– Сначала в Москву, – ответила девушка. – А после того, как меня восстановят в правах, поедем во Францию, в Париж. Хочу побывать на могиле родителей.

– Что

ж, – сказал Викентий Павлович грустно. – Лето кончилось – сегодня как раз последний день. И у меня кончается отпуск, у Саши скоро начнутся занятия в гимназии… Еще несколько дней, и мы тоже отбудем.

– А мы потом приедем к вам в гости, – заявил князь Всеволод. – Саша нас приглашал.

– Да! – Алена взъерошила брату волосы, глянула на Петрусенко с улыбкой. – Саша звал нас в Харьков. Сказал мне: «Моему брату Митеньке тоже семнадцать лет, как и тебе. Он красивый, веселый, очень хороший. Может, он тебе понравится и вы поженитесь!»

Викентий Павлович захохотал:

– Значит – он тебе понравится? В том, что ты понравишься Мите, Саша, небось, не сомневается!

Когда уже сидел в коляске, наклонился к Алене и тихо спросил:

– В тот вечер, когда Коробова опоила князя лунатическим зельем, почему она ничего не предприняла, чтобы устранить и вас?

– Мне она тоже подсыпала снотворного в чай, но я догадалась. И не выпила. Но так, что мадам об этом не узнала.

– Вы необыкновенная девушка, княжна Елена! – Петрусенко приложил ладонь к сердцу и церемонно склонил голову. – Я восхищен!

…Последний день лета заканчивался. Темнело сейчас гораздо раньше и быстрее, чем в начале августа. Взрослые собрались прогуляться к пруду, Саша стал проситься пойти с ними. Он был возбужден всеми происходившими событиями, сам принимал в них участие и чувствовал себя сильно повзрослевшим.

– Хорошо, пойдем, – сказал Петрусенко. – Только пойди надень курточку, уже прохладно, а у прудов – тем более.

Они шли медленно, прогуливаясь, разговаривали.

– Я сегодня в мастерской искал фосфорическую краску, – вспомнил Вадим. – Но так и не нашел. Может, ты брал ее поиграть, Саша, а потом забыл поставить на место?

– Нет, дядя. Я даже не видел ее. Какая она? Светится, что ли?

– Да, светится в темноте. Вот таким светом приблизительно, как звезды.

– Я вспомнил! Мне Лодя говорил, что у призрака – не того, который его к башне вел, а у другого, который забрал! – глаза светились и шляпа.

– Ну все, Викеша, признавайся: это ты изображал призрака-спасителя? С помощью фосфорической краски?

– Ты, Люсенька, большая фантазерка! Получше тех сельских парней, с которыми я был в ночном. Они тоже любят разные загадочные истории рассказывать.

– А кто, папочка, брал мой матросский кортик? Он по виду совсем как настоящий!

– А

Катюша свою золоченую тесьму никак найти не может, – поддержала сына Люся. – В прошлом году ты горного духа Рюбецаля представлял, а теперь – призрака-разбойника!

– Вы совершенно напрасно меня подозреваете! Никого я не изображал, никого не спасал! В этих краях, по всей видимости, какое-то скопище мистических сил! И хватит об этом… Вадим, расскажи лучше, что слышно о пропавшей картине – «Моне Лизе»?

Интенсивное расследование настолько занимало все время и мысли Петрусенко, что он последние дни не читал газет и сообщений радиотелеграфа. Но зато доктор Бородин внимательно следил за новостями. И вот Викентий наконец-то поинтересовался делами внешнего мира – значит, и в самом деле его расследование закончено, все точки расставлены… Или почти все. Жаль только, что времени на настоящий отдых уже осталось так мало. А может, для него это и есть самый настоящий отдых? Вот и в прошлом году – Люся рассказывала, – когда он отдыхал и лечился в Германии после ранения, тоже распутал загадочное убийство. Наверное, он просто по-другому не может…

Вадим Илларионович с улыбкой посмотрел на мужа сестры, потом встрепенулся:

– Ах да! Об этом похищении все эти дни пишут и говорят. Чего только не напридумывали! Чуть ли не кайзер Вильгельм II организовал эту кражу, чтобы уязвить французов!

– А ты, значит, кайзера исключаешь? – усмехнулся Викентий. Вадим возмущенно фыркнул:

– До такого бреда даже я не додумался бы! Но и немцы в долгу не остаются, пишут в своих газетах, что французское правительство искусственно раздувает германо-французский конфликт.

– Это политические интриги. А что собственно о расследовании?

– Ищут. Вся французская полиция поставлена на ноги, на границах и в портах усиленный контроль. Уйму людей уже допросили, даже клиники психиатрические проверяют.

– А это зачем? – удивилась Люся.

– А некоторые душевнобольные выдавали себя за любовников Моны Лизы.

Тут Людмила тихонько толкнула брата в бок и кивнула на сына. Саша ловил каждое слово взрослых. Вадим пожал плечами, мол: «Ну и что?..» – и продолжал:

– Художников тоже проверяют. Знаете, эта французская новая знаменитость – молодой Пикассо, возмущался, что его в чем-то подозревают.

– А что Альфонс Бертильон? – спросила Люся. – Он ведь тоже ведет это расследование. Не нашел ли что-то интересное?

– Да, он почти сразу, казалось, напал на след. На стекле музейной витрины нашел отпечаток пальца.

– Отпечаток пальца? – Викентий покачал головой. – Как в насмешку над ним! Впрочем, как знать, может быть, на этот раз он признает значение дактилоскопии. Ведь у него когда-то уже был такой прекрасный шанс, а он его упустил.