Ангел-Маг

Никс Гарт

– Вот и отлично, – сказал Сестуро. – Мушкетерам приличествует бедность. Это заставляет нас злее сражаться!

Агнес скосила на него глаза, потому что голову поворачивать было больно.

– Я выиграю, – уверенно заявила она. – Доброго дня вам, сьёр Сестуро, сьёр Францони. До завтра!

Агнес низко поклонилась обоим, разогнулась, едва не свалившись, и неверной походкой отправилась забирать свои перчатки, шляпу, шпагу и плащ. Прижав неуклюжий сверток к груди, она зашагала прочь… угодила прямиком в стену рядом с дверьми, медленно сползла по стене и осела на пол, почти лишившись сознания.

– Какое упорство, – сказал Сестуро.

Поглядел на свой кулак и добавил: – Я правда старался стукнуть едва-едва…

– Итак, доставьте сьёр Дескарэй в ее покои, – повторила Францони.

Отверженцы послушно кивнули. И, подобрав новоиспеченного мушкетера королевы, без особых церемоний взвалили на носилки – вместе с имуществом.

– Сколько там еще соискателей? – спросил Сестуро.

– Дюжина, – ответила Францони. Она провожала глазами носилки с Агнес. – Перспективных, похоже, ни одного. Но эта Дескарэй… вот из кого получится отменная фехтовальщица!

7

Университет Бельхоллы включал не один десяток строений, двориков и садов на левом берегу реки Лейре. Когда-то давно он представлял собой едва ли не отдельный городок: кругом возделанные поля, к северу город… и попасть туда можно было только на лодке. За столетия над рекой выгнулись мосты, а город раздвинул границы. Теперь Бельхоллу со всех сторон охватывали его защитные стены.

Среди многих университетских зданий наибольшей известностью пользовалась Ротонда. Ее огромный купол из стекла и меди, выстроенный с немалой ангельской помощью, хорошо просматривался за многие мили. Под куполом располагалась ведущая иконотворческая мастерская Саранса, а может, и всего известного мира. Дневной свет, проникавший сквозь широкие панели окон, заливал тесные круги рабочих столов, расходившиеся от центра к дальним стенам, – в общей сложности четыреста мест. Внешние круги занимали студенты. Чем ближе к середине, тем выгодней было освещение. Там трудились если не гениальные, то, по крайней мере, старшие мастера.

В самом центре Ротонды, прямо под маковкой стошестнадцатифутового купола, стоял верстак, называвшийся Пробирным. Здесь ученики предъявляли свои выпускные работы в надежде получить ранг магистра. Стать магистром Бельхоллы означало признание в качестве ангельского мага первого ранга.

Иногда великие и просто добрые университетские мастера собирались вокруг Пробирного верстака для другой цели, и тогда студенты за внешними столами смотрели на них с благоговением, порой же – со смесью скепсиса и негодования.

Сегодня студенты отсутствовали. Ротонду закрыли, у каждого входа стояли на страже прокторы-надзиратели, а возле Пробирного верстака собралось шесть человек. Сама ректор, двое из четырех прокураторов, ученый проректор и университетский епископ. Шестой была жизнерадостная с виду невысокая девушка с кожей глубокого коричневого тона и темными задумчивыми глазами, в синем студенческом балахоне поверх чего-то похожего на кожаное одеяние конюха – редкое зрелище для Ротонды. Она держала в руке угольную палочку для рисования, а на столе перед ней лежали острый нож, каким пользуются создатели икон, и жесткий пергаментный лист, а также раскрытая книга – первый из пяти томов иллюстрированного ангелария «Обитатели небес» Марсью – основополагающего справочника иконотворцев.

– Ты не знаешь этого ангела? – спросила ректор. Это была суровая дама лет шестидесяти в длинном черном одеянии с шафрановой каймой, как и требовало

ее положение. К платью было приколото с полдюжины иконных брошей.

Слово «знаешь», употребленное ректором, в данном случае означало установленную связь с ангелом, чью икону маг уже успешно создал либо создавал в настоящий момент. Налаживание этого изначального «знания» часто занимало дни, недели… а то и месяцы и даже годы, когда дело касалось могущественных небожителей. Постижение ангела представляло собой хорошо известный процесс, не терпевший поторапливания.

По крайней мере, так всегда внушалось большинству ангельских магов.

– Не знаю, ваша милость, – отвечала девушка.

Ее звали Доротея Имзель, ей едва исполнилось восемнадцать, и она была в Ротонде студенткой первого курса. Правда, успела поучиться в менее значительном университете Трамерейна… и не просто поучиться, а выпуститься всего-то в шестнадцать, что являлось совершенно неслыханным делом. Вот потому-то она и стояла сейчас здесь, в сердце Ротонды, в окружении светил Бельхоллы: всему виной был талант (некоторые утверждали – всего лишь фокус), продемонстрированный в Трамерейне и ныне подвергавшийся испытанию.

– Я открыл книгу не глядя, пролистнул страницы и выбрал случайный разворот, – сказал ученый проректор. Он тоже был облачен в черную официальную мантию, лишь отороченную не золотом, а дорогим мехом; икона же на виду имелась всего одна – небольшая камея, вделанная в эфес его кинжала, различимого в боковом разрезе мантии. – На момент выбора студентки Имзель здесь не было, то есть она никоим образом не могла вмешаться в процесс. И я не чувствую ангельских присутствий никакого рода.

Остальные разглядывали разворот. Всю левую страницу занимало изображение серафима: человеческий облик, пестрая черно-синяя кожа, узнаваемые шесть крылышек и нимб, вместо золотого света сотканный из алых языков пламени, переплетенных наподобие лаврового венка. На правой странице теснился печатный текст с рукотворными украшениями сусальным золотом и кошенилью, оттенявшими в основном имя ангела и заглавную буквицу описания.

Ангела звали Камизиэль, и она ведала гневом. В основном ее призывали для усмирения беспорядков или отдельных разошедшихся буянов, способных дойти до убийства. Реже – чтобы вытащить впавшего в меланхолию человека из бездны уныния.

– Очень хорошо, – сказала ректор. – Итак, серафим… Если преуспеешь, цена окажется не столь высока. Присту…

Договорить слово «приступай» ректор не успела – возле главного входа поднялся шум. Прокторы пытались не пустить кого-то внутрь, но когда узнали пришедшую – расступились и пропустили ее.

Доротея оглянулась через плечо… и ее спокойное сосредоточение впервые оказалось поколеблено. Когда главы университета заинтересовались ее необычным талантом и потребовали демонстрацию, она не слишком разволновалась. Только удивилась – и откуда прознали? – а беспокоиться не беспокоилась. Это была всего лишь ее способность, которой сама она никогда большого значения не придавала, не считая, будто отличается от других чем-то интересным или особенным. Правда, один из ее прежних учителей советовал ей не слишком распространяться по поводу необычного дара, равно как и о других вещах, которые она могла делать… Так она большей частью и поступала. Не сказать чтобы из осторожности или страха, просто она не обращала особого внимания на свои способности и порой вообще о них забывала.