Ангел-наблюдатель
Шрифт:
Максим (я сказал — никаких сокращенных, умилительно-панибратских имен, кроме тех, что Татьяна придумала, в моем лексиконе не будет!) — так тот, небось, родную душу в Дарине чуял, наблюдая за ее эскападами, докладывал начальству о них как о подвигах, чтобы уж ей так точно покровительство на самом высоком уровне обеспечить.
Марина же… Она, собственно, никогда и не скрывала, что ей важнее всего было доказать превосходство людей над ангелами. Даже если это превосходство окажется покоящимся на целой куче жертв. И если однажды она не побоялась собой рискнуть, чтобы хоть трупом, но сверху вниз глянуть на небожителей, так что уж говорить о чужих детях.
А Стаса вообще вся эта история
Простите, братцы и сообщники, но если и воплотились в жизнь ваши далеко идущие планы — поколебались незыблемые основы, заронилось зерно сомнения в непреклонные умы, начались дебаты о необходимости или недопустимости перемен — не вы этот воз с мертвой точки сдвинули. Так что, давайте, подталкивайте дальше, как договаривались — но направление менять я вам не дам.
Татьяну великие идеи никогда не обуревали. На баррикадах она флагом не размахивала, пламенными речами окружающих не воодушевляла, митинги не собирала, чтобы привлечь сторонников и повести их за собой в тот последний и решающий. Она просто защищала нашего Игоря — любой, но исключительно своей ценой, и до самого конца.
А я пытался защитить ее. И нечего, Тоша, мне дифирамбы петь — я всего лишь делал то, для чего вообще существую. И, в конечном итоге, не очень успешно. Но вот что вдолбила мне в голову эта жизнь на земле — так это то, что сдаваться довольно глупо, потому что руки у нас опускаются именно перед тем поворотом, за которым и притаился долгожданный выход. И поскольку выход Татьяна запланировала весьма впечатляющий, то буду я последним фанфароном, если мы до него не дойдем. Даже если она передумает. В конце концов, задачу довести ее до счастливого конца с меня никто пока еще не снял.
Меня в последнее время чуть ли ногами не запинали — со всех сторон — за то, что я раньше у нее на поводу шел, а теперь, когда она со всего размаха сиганула в топкое болото, пытаюсь вытащить ее оттуда. За все, за что ухватиться могу. А мне все время вспоминается наш старый спор с Анабель — вернее, с Франсуа, который все ее мысли всегда старательно разделял и однажды мне озвучил. О том, что важнее — развернуть человека на перекрестке лицом в нужную сторону и хорошего пинка дать, чтобы он потом сам туда катился — до самого конца, или подождать, пока он сам на раздорожье определится, а потом просто идти рядом, даже на шаг сзади, чтобы у него гордая осанка первопроходца не терялась.
Мне лично всегда второй подход был ближе. Я и сейчас ни за какие поводья не дергаю, я ей тропинку в том болоте мощу — камнями воспоминаний — чтобы она по ним сама из него выбралась. Не пойти по ним она не сможет — ее любопытство замучит.
А волоком тащить ее куда-то всегда безнадежным делом было. Я ведь мог тогда, когда она принялась ограждать Игоря от всего и всех, без всякого разбора, надавить на нее, убедить, прикрикнуть, в конце концов — чтобы она успокоилась и прекратила его в бомбоубежище заталкивать еще до начала налета. Но что я мог предложить ей взамен? Для меня самого эти горгульи-наблюдатели полной неожиданностью оказались. Чванливой, заносчивой, со смутно-зловещими намерениями, но без открытой агрессии, которой можно было бы прямо противодействовать. Оставалось только держаться в полной готовности отразить их первый же удар.
На Татьяну же появление опасности для близкого человека всегда действовало как электрический разряд. После встречи со мной — точно. И вовсе не потому, что я потакал, в чем меня сейчас упрекают, ее собственническим настроениям — мне просто удалось и разглядеть в ней, и разбудить все необходимые для хранителя качества. Чем я буду до
И когда возникла угроза нашему Игорю… Убедить Татьяну, что холодное созерцание отнюдь не обязательно подразумевает враждебный интерес, а нарочитое недружелюбие наблюдателя — подготовку к открытой агрессии? Ну да. Для этого мне самому нужно было быть куда более в этом уверенным. А так — спасибо, она хоть не швыряла чем-нибудь в непрошенного гостя, как в того ангела, который меня во время первой отлучки с земли замещал. Мне оставалось только ждать, пока она, реализуя один за другим свои планы обороны, сама убедится в их бесплодности или вообще ненужности. Становиться ей поперек дороги — так у нее всегда с десяток потайных, партизанских троп в запасе было. Что она, в конечном итоге, и доказала.
И пусть кто-то только попробует заикнуться, что меня безопасность Игоря всегда куда меньше волновала! В этом вопросе у нас с Татьяной никогда расхождений не было. Но с ним у меня намного больше точек соприкосновения было — по крайней мере, до тех пор, пока у него другие и источники влияния, и внушенные ими приоритеты не появились. Мне и убедить его легче было, и его ответную реакцию почувствовать — в то время как Татьяна при малейшем намеке на наш с ним мысленный контакт ощетинивалась так, что любой наблюдатель мог позавидовать.
Так и пришлось мне с ним втайне мысленно общаться тем летом, когда я понял, что Татьяне нельзя больше с ним дома оставаться. Она удивительно легко согласилась с моим предложением ей вернуться на работу и, не успел я вслух подумать о том, где искать Игорю няню, заявила, что ему будет лучше у ее родителей. Я поперхнулся нервным «Почему?». Татьяна пояснила, что там Игорь будет надежно удален от какого бы то ни было ангельского влияния. В компанию к первому вопросительному слову набилось еще несколько, и все они судорожно толкались у меня в горле, грозя мне полным удушением. Задумчиво глянув на меня, Татьяна добавила, что у ее родителей Игорь будет находиться в самой, что ни на есть, человеческой обстановке, а значимость воздействия окружающей среды на становление характера ребенка еще никому не удалось опровергнуть.
Я предпочел сосредоточиться — как наедине с самим собой, так и в мысленных беседах с Игорем — на близости к природе, пользе свежего воздуха и полном раздолье для беготни и игр.
Разумеется, Игорь перенес почти полное заземление практически безболезненно. Не успел я мысленно пожелать наблюдателю успехов в нахождении не десяти — хотя бы парочки отличий в строгом жизненном укладе Сергея Ивановича и Людмилы Викторовны от типично человеческого, как выяснилось, что мы сами уже ищем других ангельских детей. Причем, именно уже и существенно опережая наблюдателя в его поисках — к тому моменту, когда Татьяна случайно посвятила меня в факт создания акционерного общества золотоискателей, с Анабель в роли, разумеется, председателя, Тоша уже успел накопать целый вагон исходного сырья для промывки.
Я предпочел перехватить у Татьяны инициативу и как можно быстрее промыть Тоше мозги — великодушно, как и положено старшему наставнику, предоставив ему шанс своими руками предотвратить факт государственной измены, а именно перекрыть Татьяне все подступы к приезжающему Франсуа.
Разумеется, нашими общими стараниями все ее встречи с ним были расписаны в соответствии со строгим протоколом и в неизменном присутствии непосвященных людей. Не успел я поздравить себя с наконец-то приобретенной всесторонней предусмотрительностью и краткосрочностью визита Франсуа, как Татьяна подделала часть цифр в строгом протоколе, в результате чего на одну из встреч Франсуа явился на час раньше, а я с Тошей и Галей — чуть позже.