Ангел нового поколения

Полякова Татьяна Викторовна

Мы простились, и я отправилась домой. Работать я не собиралась, однако компьютер включила сразу. В почтовом ящике одно новое письмо. Увидев адрес отправителя, я вздохнула едва ли не с облегчением, и все же рука замерла на мгновение, я зажмурилась, щелкнула мышкой и открыла глаза. «Я есмъ пастырь добрый», — прочитала я, ниже крупными красными буквами: «Пятое Евангелие». Первая фраза показалась знакомой. Я нашла в Интернете Евангелие от Иоанна. Так и есть. Цитата взята оттуда. Глава десятая, стих одиннадцатый. «Я есмъ пастырь добрый», повторила я, силясь понять, что это могло значить. Особых идей не наблюдалось. Вторая фраза вовсе ставила в тупик. Пятое Евангелие?

Я не знаток Священного Писания, но помнила, что Евангелий существует четыре. От Матфея, от Иоанна, от Марка и от Луки. Однако решила свои знания проверить. Через десять минут убедилась: я не ошиблась. Четыре апостола составили описание земной жизни Христа, за что и были названы евангелистами. О пятом евангелисте ни слова. «Пятое Евангелие», — напечатала я и щелкнула мышкой. Не знаю, чего я ожидала, но увиденное повергло меня в недоумение. «Пятое Евангелие» — словосочетание весьма популярное. Я наугад открыла одну из страниц и прочитала: «Пятое Евангелие».

Просидев полночи за компьютером, я могла с уверенностью сказать: понимать, что происходит, я больше не стала. Кроме четырех Евангелий, вошедших в христианскую Библию, есть еще так называемые апокрифы. Но как все это связано с происходящим?

Я пыталась найти разгадку, читая апокрифы, глаза слипались, голова раскалывалась. В комнате стало светло, я взглянула на часы и с удивлением поняла, что уже семь часов утра.

Я выключила компьютер и пошла в ванную. Холодный душ меня не взбодрил, я трясла головой, силясь прогнать дрему, казалось, что я способна уснуть стоя. Почистила зубы, умылась, с неудовольствием посмотрела на себя в зеркало. Лицо помятое, вроде бы даже опухшее (за ночь я выпила три чашки кофе и огромное количество чая), глаза покрасневшие, в целом вид совершенно неподходящий для очередного трудового подвига. Я подозревала, что сегодня буду никудышным работником, и даже подумала, а не сказаться ли мне больной и завалиться спать? От этой мысли стало стыдно, и я пошла готовить кофе.

ПЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ

В положенное время я подходила к своему рабочему столу, чувствуя себя вполне сносно, то ли кофе помог, то ли небольшая прогулка, на которую я выкроила пятнадцать минут. Я достала из стола бумаги, просмотрела почту и только тогда обратила внимание на игрушку: медвежонок держал в лапах, кроме сердца, еще и конверт.

Я посмотрела на Андрея, он сосредоточенно просматривал какие-то бумаги, пожалуй, чересчур сосредоточенно. Я была уверена: письмо от него, перевела взгляд на конверт и вздохнула, но все-таки протянула руку.

Конверт выглядел довольно странно. Прежде всего он был черного цвета, что для любовного послания совершенно не годилось. Заклеен двумя полосками скотча, с левой стороны поблескивала золотая монограмма. Я хотела надорвать конверт, но это оказалось не так легко, пришлось искать ножницы. Наконец я вскрыла конверт и достала листок бумаги, развернула и в недоумении замерла. Чернила были странного коричневатого цвета, точно выцветшие, почерк тоже странный, буквы квадратные, со множеством завитушек, но все это ничто по сравнению с содержанием. «Ты избрана, — прочитала я. — Следуй за желтой курткой».

— А почему не за белым кроликом? — разозлилась я и гневно оглядела помещение. Знать бы, кто так шутит, подойти и треснуть по башке что есть силы. Я отбросила письмо, переводя взгляд с одной склоненной головы на другую. Кажется, никто даже не взглянул в мою сторону.

Андрею вряд ли придет охота так шутить. Тогда кто? Задерживая взгляд на каждом из коллег, я мысленно давала

им краткую характеристику и пыталась отгадать, кто мог написать записку. В том, что это непременно кто-то из присутствующих, я не сомневалась. Кто-то из наших пришел пораньше и оставил конверт…

Разумеется, мои размышления ни к чему не привели. Разозлившись еще больше, я хотела разорвать записку, но тут выяснилось, что ее нет. То есть листок по-прежнему лежал на столе, там, куда я его отбросила, но сейчас был девственно чист. Надпись непостижимым образом исчезла. Испарилась. Пропала.

Я повертела листок в руках. Разумеется, я слышала, что есть какие-то специальные чернила для шпионских писем, которые вот так исчезают, но как-то не верилось, что кто-то из коллег держит их дома. Я схватила конверт и вот тогда обратила внимание на монограмму. То, что поначалу было принято мною за гирлянду цветов, оказалось буквами, украшенными завитушками. Слово я прочитала без труда — «Азазель».

Вчера, после разговора с Олегом, я вдруг робко подумала: а если он прав? Конечно, мне очень хотелось, чтобы он был прав, хотелось вновь оказаться в привычном мире с привычной логикой, и вот теперь это письмо. Я уже не знала, как относиться к происходящему. Кто-то знает мою тайну, которую я сама успела забыть, люди гибнут, письма исчезают. Что это, черт возьми? Как я, человек двадцать первого века, должна к этому относиться? Все эти Азазели, Пятое Евангелие, Апокалипсис с его пророчествами, исчезающие надписи… И что значит «ты избрана»? И совершеннейшая глупость: «Следуй за желтой курткой». «Уж если ты демон, — злилась я, — будь добр явиться во всей красе, чтоб земля дрожала, а свет померк», и тут я поняла, что в помещении стало темно. Нет, нет, не настолько, чтобы я не различала предметы. Так бывает за несколько минут до захода солнца. Я с испугом посмотрела в окно. Небо затянуло тучами, тяжелыми, темно-серыми.

— Сейчас ливанет, — с улыбкой покачала головой Зинаида, уставившись в окно. И тут небо разорвала молния, грохнуло так, что все невольно вздрогнули.

— Ну вот, первая весенняя гроза, — заметил Сергей Юрьевич и с чувством начал декламировать:

— «Люблю грозу в начале мая, когда весенний, первый гром…», — но после пятой строки сбился и смущенно замолчал.

— Рановато для грозы, — задумчиво заметила Нина Львовна, глядя на меня с таким выражением, точно подозревала мою причастность к этому. — Сплошные аномалии в природе.

Я сидела, держась обеими руками за край стола и изо всех сил стараясь сохранить остатки, здравого смысла. «Это просто гроза, — думала я. — Да, сейчас не май, а апрель, но грозы случаются и в апреле. И эта гроза не имеет никакого отношения к Азазелю». Казалось, молния ударила прямо в стекло, несколько человек невольно вскрикнули, Ирина, которая сидела возле окна, пригнула голову к коленям, громко взвизгнув, потом вскочила, отбежала в сторону и встала между шкафов.

— Сейчас опять шандарахнет, — пробормотала она, словно извиняясь.

«Ладно, хватит, я поверила», — вдруг подумала я.

* * *

Дождь лил как из ведра, но продолжался недолго, минут пятнадцать. Небо посветлело, однако солнце так и не появилось. Мы открыли окно, чтобы проветрить помещение, и тут дверь распахнулась, и в комнату вошел молодой парень в ярко-желтой куртке.

— Пиццу заказывали? — громко спросил он. Спрашивать ему пришлось не меньше пяти раз, прежде чем выяснилось, что пиццу никто не заказывал. Парень в досаде хлопнул дверью, а я, вскочив, схватила сумку, пальто и припустилась за ним.