Ангел русской культуры
Шрифт:
– Но это не джинн из волшебной бутылки? – озаботился Никита, взяв банку в руки, чтобы разглядеть её поближе.
– Я же говорю: Ангел! Ты можешь забрать его. Это мой подарок от души!
– Очень странно всё-таки!.
– Что странно? – не понял владелец банок.
– Это уже второй подарок: только что мне один художник уже подарил свою гравюру. – ответил Никита. – И он очень на тебя похож….
– Художник? – улыбнулся торгаш. – Подарил гравюру? Так радуйся! Подарку всегда радоваться надо, иначе ты никогда свои романы писать не научишься…
В этот момент взрыв хохота раздался со стороны студентов. Никита обернулся, чтобы посмотреть. Депутат развлекал
– Пора объединить все молодые силы в Отечестве нашем, – витийствовал Жириновский. – Объединить всех истинных граждан Державы нашей вокруг единой святой идеи – назло любому врагу. Иначе нас всех ждёт конец мировой цивилизации!
– Ему трибуны не хватает! – воскликнул Никита, обращаясь к торговцу.
Но увидел лишь его спину вдали.
– Послушай! – закричал Никита вслед. – А как ты догадался, что я романы пишу?
Но торговец не услышал его. Никита остался стоять посреди улицы с банкой в руке, которая сияла разноцветными пятнами переливающегося света. Он, конечно, не верил, что в ней был ангел, может быть какой-нибудь газ, метан или гелий?
Банка жгла ладонь холодным светом, и надо было бы её оставить где-то. Было так приятно смотреть на игру огней, на эти узоры волшебно сверкающего калейдоскопа, что Никита решил пойти домой со своими подарками, ни о чём не задумываясь. По дороге он размышлял об этих приключениях, которые он заранее предвидел в своём подсознании, впрочем, весьма расплывчато.
Теперь он, правда, не знал, были ли эти трое, которых Никита встретил на Арбате, на самом деле похожи как братья, или один и тот же человек сумел великолепно сыграть роль, всё время переодеваясь? Но почему? Для чего? И эти два подарка, особенно последний? Почему именно он их получил? Столько вопросов, но ни одного ответа! Вдруг Никита вспомнил про свой роман, сгоревший таинственным образом…. Может эти события были каким-то образом связаны? Он снова посмотрел на подаренную банку, её свет успокаивал и вызывал в нём образы прошлого….
Как это было здорово читать что-нибудь увлекательное с фонариком под одеялом поздно ночью, когда все спят! Но, увы, часто это священнодействие прерывалось строгой мамой. Никита слышал щелчок включаемого света, не шевелясь, задерживал дыхание, чтобы она подумала, что мальчик спит, только всё было напрасно: книга и фонарик тут же изымались.
– «Три мушкетёра», – вздыхала мама. – Третий раз ведь уже читаешь.
– Ну, мамочка, мне только одну главу осталось…
– Спи! Завтра тебе рано вставать!
Никита горестно вздыхал, и мама выходила из комнаты, выключив свет и прикрыв за собою дверь. Никита ждал одну минуту, затем проскользнув под кресло, вынимал оттуда другой фонарик! А вот томик «Графа Монтекристо»! Никита снова нырял под одеяло. Жизнь продолжалась!
За окном уже давно моросил дождь. Никита в мокрой куртке, которую он забыл снять, сидел у письменного стола, держа в руках фотографию. Верочка… Его одноклассница, с первого класса до окончания школы…Его соседка по парте в течение десяти лет…. Красивые большие глаза, милая улыбка…. С чего началась их любовь? С того момента, когда он не позволил одноклассникам дёргать за косички Веры? Или с того дня, когда они целовались, оба в первый раз? Или когда, сметающий все преграды и условности, их поглотил настоящий адов огонь? Хотя… Но ведь не было никаких признаний, никаких обещаний! Он её целовал…. Нет, это она его целовала… От всего этого голова кружилась ещё больше…. Запах её тела, запах свежих яблок, он всегда помнит….
Разорванная фотография падает под стол…. Но что-то жжёт там, в груди….
Школьный роман? Только в сказках всё кончается хорошо, свадьбой например…А в жизни….Почему же так трудно дышать?
Листья жёлтые по октябрюуплывают в отжившее лето,умоляя больную зарювспомнить блеск золотого рассвета.Где-то ветер мяучит в кустах,где-то дождик брюзжит под окошком.Снова жизнь превращается в прахи стареет земля понемножку.Кто познал поцелуи небес,не вернётся обратно в пустыню.Вот он, твой заколдованный лес!Только нет в нём пахучей полыни,только нет в нём шелковой травы –все тропинки листвою заносит.Под унылые крики совыбесконечная тянется осень,осень жизни и осень души,как рисунок на белой эмали.Ты когда-нибудь мне напишите слова, что ещё не слыхалиобладатели пышных одеждна твоём незапятнанном ложе.Я шагаю по лесу промежмёртвых клёнов – усталый прохожий,не похожий на стража небеси на сказочного исполина.Где он, твой зачарованный лесс Купиною Неопалимой?Всегда благопристойный конференц-зал Центрального Дома Литераторов в Москве клокотал от непристойности, как Везувий перед выбросом лавы: обсуждали проблемы многонациональной России, требующие незамедлительного решения.
Надо сказать, писатели сюда забегали чаще всего, чтобы встретиться с кем-нибудь из собратьев и пропустить с ним рюмашку-другую в буфете. У Никиты тоже в этот день была одна встреча. Но на сей момент, в зале находились маститые лица и не очень, так как темы дебатов были насущными. Говорили совсем не о литературе, и неважно по какой теме, но надо было срочно отстаивать своё мнение, с единственной целью не потерять свою значимость и место у «кормушки». Обычно из всего этого возникали очередные «охоты на ведьм» да поиски внутреннего врага: идеология – вещь серьёзная, одной перестройкой от неё не избавиться. С трибуны можно было услышать патриотические возгласы, даже русофобские или юдофильские заявления ораторов, и Никита остался, решив также взять слово.
– Эх, давно не брал я шашку в руки, – вздохнул Никита, проходя к сцене.
Он не готовил специально свою речь, но были свои идеи и он рассчитывал на Бога, как всегда в подобном случае, ибо Иисус Христос объяснял своим апостолам, что «Бог сам знает, какие слова вложить в уста тех, кто говорит правду».
Оглядывая зал, он привычно поискал среди присутствующих того, на ком можно сосредоточить взгляд. Наконец, выбрал даму не слишком старую, довольно упитанную, но главное, она была одета как китайский мандарин: красно-жёлтые драконы, посреди экзотических лиан и папоротников, ослепляли… Наверняка – поэтесса!