Ангел с небес
Шрифт:
– Пас! Серега, пас!
– Бей! Бей, Валера!..
На пустыре за деревней пацаны играли в футбол. Двенадцати– и одиннадцатилетние братья-погодки Сергей и Валерий явно выделялись среди них какой-то особой мужской статью, напористостью и просветленной чистотой иконописных лиц.
– Боже мой, как выросли! – почти испуганно сказала Шура Пачевскому, стоя с ним на краю пустыря и глядя на сыновей, летящих с мячом к воротам.
Пачевский и сам залюбовался ими, а Ангел с Небес, стоя у него за спиной, произнесла негромко:
– Ну вот. Теперь я все понимаю.
Он повернулся к ней:
– Что ты понимаешь?
– Почему я выбрала тебя.
– Почему?
– А
В лесу стучал дятел – гулко и быстро, словно морзянкой. И паутина на сосне чуть дрожала от этого стука – словно струны у арфы. И в резной, как на картинах Куинджи, тени прятались и пели цикады и птицы. А из солнечных пятен в тень и обратно перелетали белые бабочки. И тихо шелестел по гальке неглубокий прозрачный ручей…
Сыновья Пачевского, его жена Шура и ее родители разбрелись по лесу, собирая грибы.
А Пачевский свернул на какую-то тропу и пошел по ней, любуясь своим Ангелом с Небес.
В легоньком платьице и с венком из полевых цветов на голове, она буквально порхала впереди него.
– Боже мой! Господи! – взмахивала она руками и взмывала на них высоко в воздух, под самые ветки дубов и берез. – Как же тут хорошо! Наконец я снова могу летать! А воздух! Боже мой, какой тут воздух! За такой воздух с вас нужно брать налог, честное слово!
– Замолчи! А то в Кремле если услышат…
– Нет, правда. – Она приземлилась рядом с ним на какой-то пригорок, упала в траву и раскинула руки. – Я умирала в Москве, умирала! А тут…
Он прилег рядом с ней.
Она перевернулась на живот и положила свой подбородок ему на грудь.
– Мне так тяжело в Москве! Эта атмосфера меня просто давит! Наверное, поэтому у меня там ничего не получалось. Но теперь…
– Что у тебя не получалось?
– Глупый! Как ты не понимаешь? – И ее рука медленно поползла по его груди вниз, к его животу и еще дальше.
Он испугался:
– Не смей! Нам пора домой, на поезд.
– К черту поезд! Мы не поедем в Москву, там что-то плохое случится… – И она расстегнула ремень на его брюках.
– Не нужно! Тут люди вокруг!
– Никого тут нет, не бойся.
– Подожди!
– Нет, я не могу больше ждать. Я хочу такого сына, как у тебя. И даже двух.
И склонилась к его чреслам.
Бессильно закрывая глаза, он опять застонал от вожделения и истомы:
– О-о!.. О Боже… И в оранжево-солнечном окоеме расплылись и закачались над ними деревья, и взлетели они над планетой Земля, окрашенной золотисто-огненным сиянием, и зазвучало в воздухе голосом Луи Армстронга:
When a little blue bird,Who has never said a word,Starts to sing: «Spring! Spring!..»Когда крохотная птичка,Которая никогда не поет,Вдруг начинает петь: «Весна! Весна!»,И когда голубой колокольчикДаже в глубине ущельяНачинает звенеть: «Динь! Динь!»,Это значит: природаПросто приказывает намВлюбиться, о да, влюбиться!И тогда птицы делают это!И пчелы делают это!И даже необразованные мошки делают это!Так давай же займемся этим!Давай любовью займемся,И в лесу – действительно! – и птицы, и пчелы, и даже необразованные мошки делали это. А на лесном пригорке, нет, не на пригорке, а в заоблачной выси, в раю – под песню Армстронга – делали это Пачевский и Ангел с Небес. И не было в этом ни пошлости, ни порнухи, а были только природная красота и райская изысканность… Где-то вдали гудела и проносилась электричка, а божественный Армстронг продолжал:
В Испании даже баски делают это!И латыши, и литовцы делают это!Так давай же займемся этим!Давай любовью займемся, детка! Все голландцы в Амстердаме делают это!Не говоря уже о финнах!Так давай же займемся этим!Let’s do it!Let’s fall in love!Все романтические морские губки делают это!Моллюски на морском дне делают это!Даже ленивые медузы делают это!Let’s do it!Let’s fall in love!Угри и электрические скаты делают это!Золотые рыбки делают это!Даже черви, прости меня Боже, делают это!Let’s do it!Let’s fall in love!Черные «ауди» и «мерседесы» с мигалками и депутатскими номерами один за другим подъезжали к Государственной думе. Загорелые народные избранники в сопровождении шустрых помощников выходили из машин навстречу десяткам телекамер и степенно проходили в здание, где предъявляли вахтерам свои мандаты. Телекомментаторы, стоя у камер, вели прямой репортаж: – Наши камеры установлены перед Государственной думой, которая собралась после летнего отпуска. Депутатам предстоит рассмотреть госбюджет на следующий год и расходы на оборону и вооружение. Впервые после развала СССР это самые высокие статьи… Поднимаясь по широкой мраморной лестнице, депутаты на ходу здоровались друг с другом и стекались к залу заседаний. У дверей зала стояла еще одна охрана, депутаты в очередной раз предъявляли свои депутатские «корочки» и проходили в зал. Рассаживались в кресла… Обменивались рукопожатиями… Листали тома госбюджета, которые лежали на столиках у каждого из них… Спикер занял свое место в президиуме, звякнул колокольчиком и нагнулся к микрофону: – Господа депутаты! Прошу тишины! У нас много работы! Гул в зале утих, депутаты осели в свои депутатские кресла.
– Ну что ж… – сказал спикер. – Все в сборе? Это хорошо. Здравствуйте. Очередную сессию работы Государственной думы Российской Федерации объявляю открытой! Сейчас мой вице-спикер огласит…
Но крупная дама с «химией» на голове, собравшаяся что-то огласить, не успела подняться со своего кресла.
Потому что в этот момент что-то зашуршало и зашелестело под потолком зала заседания, все депутаты изумленно задрали головы, да так и застыли с распахнутыми от оторопи ртами.
Там, под потолком, некое неземное существо в белом одеянии, с распахнутыми, как крылья, руками и с золотистым нимбом вокруг головы плавно облетало огромную люстру, медленно снижаясь, ширя свои круги над залом и пристально вглядываясь с высоты в каждого депутата.