Ангел Варенька
Шрифт:
— В институт, — ответил Володя, притоптывая в прихожей, чтобы лучше просунуть ногу в ботинок.
Анне Николаевне показалось, что из-за этого топота она не расслышала его ответ.
— В институт? — переспросила она.
Володя не стал повторять, куда он направлялся, словно это послужило бы обещанием оправдать те надежды, которые прозвучали в вопросе матери.
— Что ты, Аня! Он же ясно сказал! — вмешался из-за своей двери Василий Васильевич, как бы истолковывая молчание сына в положительном
— Все в порядке, Володенька? — все-таки не выдержала Анна Николаевна, словно бы не веря в благополучный диагноз, поставленный ей врачами.
— Аня, он же сказал! Зачем ты! — снова остерег Василий Васильевич, как бы донося до жены то раздражение, которое она невольно вызывала в сыне.
Володя ничего не ответил, тихонько открыл входную дверь и так же тихонько закрыл ее за собой, не желая связывать звук громко хлопнувшей двери со своим отношением к настойчивым расспросам родителей.
XII
— Нина! — позвал он жену, догоняя ее настолько, чтобы она услышала в толпе его голос, и в то же время не решаясь подойти ближе, чтобы не сокращать расстояния, нужного им обоим. — А я тебя жду. Ты в магазин?
Нина остановилась и медленно обернулась к нему, перекладывая из руки в руку хозяйственную сумку. Между рукавом пальто и перчаткой мелькнуло ее тоненькое запястье, натянутое как струна.
— Да, в магазин…
— Нам надо поговорить, — Володя сделал шаг в сторону, чтобы не мешать толпе.
— Я очень спешу.
Нина не двигалась с места.
— Нам очень надо поговорить. Может быть, мы где-нибудь сядем?
— Я оставила Мишеньку в сквере. С одной женщиной. Она просила вернуться быстрее.
— Хорошо, я буду ждать тебя в сквере.
Володя повернулся, чтобы уйти, но Нина спросила ему вдогонку:
— Ты собираешься мне сказать, что у нас больше ничего не будет?
Володя замер на месте.
— Я тебе все объясню.
— Когда?
— Когда мы сядем. Жду тебя в сквере на лавочке.
— Нельзя. Там Мишенька. Он не должен этого знать.
Нина посмотрела куда-то вверх, чтобы не смотреть на Володю.
— Что он не должен знать! Я же еще ничего не объяснил! Нам надо сесть. Здесь люди. Здесь нельзя говорить.
Володя протянул руку, чтобы увести Нину.
— Оставь меня! Оставь меня! — вскрикнула она, взглядом отталкивая его руку.
— Нина, давай по-хорошему, — сказал Володя, невольно делая вид, будто он вытянул руку, чтобы поправить на ней перчатку. — Ты все себе рисуешь не так. Не так, как на самом деле. Успокойся. Я должен все тебе сейчас объяснить. Пойми, если мы сделаем этот шаг, нам обоим будет легче.
— Какой
— Обычный шаг. Что в этом такого? — Володя торопливо искал, чем заменить пугающее ее слово.
— Нет, нет, мне надо купить… сыр, яблоки, спички. Извини, — Нина бросилась к дверям магазина.
— Значит, ты хочешь мне помешать? — вдогонку спросил Володя, но Нина не расслышала, и тогда он догнал ее у кассы и снова спросил. — Хочешь мне помешать?
Она вздрогнула от его громкого голоса и выронила из рук мелочь. Володя ждал, что Нина сама нагнется за нею, но она не нагибалась, ожидая, что это сделает он. Наконец они нагнулись оба.
— Я хочу тебя спасти. Спасти от одной болезни, — прошептала Нина и тотчас выпрямилась.
— От какой болезни? — спросил он, медленно выпрямляясь вслед за женой.
— Ужасной, — добавила она со странной (будто бы легкомысленной) улыбкой. — Я сама ею больна, и вот видишь… — Нина кивнула на горстку собранной мелочи. — Это болезнь раскаянья. Тебе лучше ею не болеть. Ведь если ты уйдешь, Володенька, я тебя никогда не прощу.
— В чем же ты раскаиваешься? — спросил он, складывая на ладони столбик из серебряных монет.
— Я ни в чем не раскаиваюсь.
— Ты же только что призналась…
— Ни в чем, Володенька, а вот ты будешь раскаиваться. Я же тебя знаю.
— Не пугай. — Столбик мелочи рассыпался у него на ладони. — И ты не раскаиваешься даже в том, что никогда не понимала меня?
— Я понимала тебя лучше, чем ты сам.
— Типичная самоуверенность женщины.
— Я понимала, Володенька. И сейчас понимаю. Поэтому мешать тебе никогда не буду.
— Спасибо, — он вернул ей собранную с пола мелочь.
— Пожалуйста, — ответила она и с тем же словом, произнесенным совсем другим голосом, обратилась в кассу. — Пожалуйста, двести граммов сыра и килограмм яблок.
— …и спички, — напомнил Володя. — Ты всегда забываешь купить спички.
Нина покраснела и обернулась к нему, не столько отвечая на его упрек, сколько упрекая Володю в том, что он сделал его не вовремя.
— Значит, ты еще помнишь о моих привычках?
Володя тоже слегка покраснел.
— Да, представь себе.
Нина задержала взгляд на его лице, как бы надеясь обнаружить что-то, дополняющее эти слова.
— Представь себе, я помню о твоих привычках, — произнес Володя, исчерпывая до конца смысл своих слов.
— Еще, пожалуйста, спички, — сказала Нина, снова обращаясь к кассирше.
Машина пробила два рубля и двенадцать копеек. У Нины не хватило двадцати копеек, и Володя полез в карман за деньгами.
— Я сегодня получил. Сколько тебе нужно?
Нина взяла лишь двадцать копеек.
— Благодарю. За мною долг.