Ангел возмездия

Мишарин Борис Петрович

Аркадий Борисович пришел, как и обещал, вечером. Обследовал больного, долго расспрашивал о болях, общем самочувствии и настроении, внес в лечение незначительные поправки. Впрочем, на количестве кожных дырочек это не отразилось, лекарство впрыскивалось в физраствор и вводилось внутривенно через систему. Сделанная повторно кардиограмма не показала увеличения пораженной зоны сердечной мышцы, и он остался доволен.

Мортинсон поудобнее устроился на подушках, прикрыл глаза, не собираясь благодарить доктора — он считал, что хорошая оплата вполне компенсирует элементарную вежливость с прислугой и обслуживающим персоналом, к которому относил и врачей. Он думал о Михасе, его банке, навалившихся враз проблемах, которые мешает

решать болезнь. «Все сразу, — усмехнулся он. — Необходимо определить, просчитать действия Михася, набросать свои мероприятия, выверить их и от этого исходить. Пресса пока молчит, а значит, Михась еще не нанес своего главного удара, ждет ответного хода на свой звонок, и можно предположить, что он надеется на определенное сотрудничество. Наказать зарвавшегося зама и предложить график выплат. Заместитель наказан, — мысли зароились в голове, наплывая одна на другую. — График… Скорее всего, подойдет что-то среднее между нашими желаниями, а это отсрочка на шесть месяцев». Казалось, набегающие мысли шевелили оставшиеся на голове волосы, на лбу выступила испарина. Мортинсон вытер лоб ладонью и постарался больше ни о чем не думать — необходимо отдохнуть и дождаться прихода или звонка Данилова. Примерно полчаса прошли в полудреме, в спальню вошла супруга и присела рядом с Аленой. Лев Абрамович открыл глаза.

— Звонил Сергей Борисович, — начала жена. — Просил передать, что все в порядке, вопрос улажен.

— Что еще? — поинтересовался Мортинсон.

— Все, — ответила Софья Андреевна, тоном и выражением давая понять, что подробностей и быть не может в его положении.

— Софочка, — ласково попросил он. — Принеси сотик, я сам переговорю с Даниловым.

— Еще чего, — отрезала жена. — Никаких разговоров, доктор запретил тебе волноваться.

— Поэтому и принеси, — тон уже не был просящим. — Это благодатный звонок, и подробности меня успокоят. Хорошие вести бодрят и придают сил.

Софья Андреевна вздохнула. Она понимала и знала, что спорить бесполезно, достала из кармана телефон и протянула мужу. Он набрал номер и бросил в трубку одно: «Рассказывай».

Она наблюдала за выражением лица, готовая в любую минуту вырвать трубку, если появятся признаки раздражения или волнения, но Мортинсон слушал молча и его облик постепенно добрел. Софья Андреевна окончательно успокоилась, но дождалась конца разговора и забрала телефон, лишая возможности связаться с внешним миром.

Лев Абрамович действительно взбодрился и уже плутал глазами где-то выше колен Алены. Супруга заметила его похотливое поглядывание и попросила медсестру выйти с ней из спальни. За дверью она внимательно и бесцеремонно вглядывалась в лицо Алены, видимо, стараясь понять ее сущность и приводя молодую женщину в явное замешательство. Потом начала без предисловий:

— Мой муж большой проказник, но я его не ревную. Может, вы не откажете ему в удовольствии?

В руке Софьи Андреевны незаметно появились зеленые бумажки, Алена покраснела, но доллары забрала.

— Только не сегодня, рано еще для его сердца, — бросила хозяйка напоследок и ушла в другую комнату.

Алена прислонилась спиной к двери — такого она еще не видела. Многие состоятельные больные пользовались услугами ее тела, но чтобы об этом просила жена… «Их, богатых, не поймешь», — констатировала она про себя и вернулась в спальню.

Лысоватый шестидесятилетний мужчина, лежавший на кровати, не вызывал у нее отвращения. За пять лет работы на этом месте она привыкла ко всякому. Конечно, поначалу каждый раз становилось обидно и противно, хотелось вернуться на работу в свое родное хирургическое отделение, но мысли о зарплате менее тысячи рублей перечеркивали все. А здесь бывало по-разному, но меньше тысячи баксов за месяц она не имела.

Алена присела в кресло напротив своего пациента и улыбнулась: вряд ли можно назвать его пациентом, теперь скорее —

клиентом. Мысли вернулись в прошлое, когда она, стройная и очень симпатичная девушка, окончила медицинское училище. На вуз не хватило средств. Ее быстро заметили, особенно длинные, стройные ножки, и предложили поработать в фирме по обслуживанию больных на дому. Она и предположить не могла в то время, что зарабатывать деньги можно не только медицинскими процедурами и уходом за больными, но и другими услугами. И если бы ее посвятили во все тонкости предстоящей работы, она вряд ли оставила бы свое хирургическое отделение.

Первый пациент, прыщавый шестнадцатилетний мальчишка, совсем не требовал домашнего медицинского ухода — на сломанную ногу наложили гипс, и он вполне мог обходиться самостоятельно. Но очень богатая и дородная дама, его мать, так не считала. Мало ли что может потребоваться ее любимому отпрыску — дать таблетку, принести стакан воды… А фирма платила неплохо, гораздо больше, чем в отделении, и незачем рассуждать.

Алена тогда еще плохо разбиралась в психологии своей новой работы и не понимала, отчего волнуется этот взрослый мальчик. В брюках им ходить запрещалось, и она совсем не предполагала, что подростка заставляет дышать чаще обычного ее вид — ножки и короткий белый халатик. Она подсаживалась к нему ближе, наклонялась, гладя по щеке, и с сочувствием спрашивала: «Больно»? От близости мальчик дышал еще чаще, вырез грудей сушил рот, плоть от возбуждения, казалось, вот-вот зазвенит, он молча и резко отворачивался в сторону. А она предлагала ему стакан воды и обезболивающую таблетку…

К концу дня мальчик попросил позвать мать и остался с ней наедине. Алена вышла за дверь и хотела пойти на кухню, выпить стакан чая, но требовательный голос больного в спальне остановил ее. Он просил мать отправить сиделку домой немедленно. «Я не нуждаюсь в медицинских услугах и не могу видеть ее». «Но почему, сынок? — недоуменно спрашивала она. — Такая милая и приятная девушка». — «И ночью она тоже будет здесь»? — «Конечно, сынок, вдруг тебе что-то потребуется». Невозмутимый голос матери наставлял своего «несмысленыша». «Нет мама, нет, — закричал он. — Когда же ты поймешь, что я уже вырос и мне не нужна нянька. Я не смогу, понимаешь, не смогу остаться с ней ночью вдвоем»! Голос захлебнулся в крике отчаяния и закашлялся пересохшим горлом.

До матери наконец дошло… «Господи, он и вправду вырос и ему нужна женщина». Она оглядела любимое, прыщеватое лицо. «Нет, просто необходима». Прервав мысли, она тихо произнесла: «Успокойся, сынок, я что-нибудь придумаю, я попрошу»…

Этих слов Алена уже не слышала, покраснев, она убежала на кухню. Слова мальчика не обидели ее, наоборот, она посчитала его благородным — он не хотел унизить ее и просил отправить назад, домой. Тогда она впервые поняла, что больные могут видеть в ней не только медицинскую сестру, но и привлекательную, желанную девушку. Она не могла объяснить, но внутри к взрослому мальчику шевелилась жалость.

Мать нашла ее на кухне, и Алена сразу заметила неадекватность поведения. Она волновалась, предлагала то чай, то кофе, бокал вина. Алена попросила кофе, понимая, о чем пойдет речь. Волнуясь, мать начала издалека: «Понимаете, Алена, у меня единственный сын, и он как-то незаметно вырос. Хотя, конечно, он еще мальчик, но природа берет свое и он совсем уже не мальчик. — Она заволновалась сильнее. — Не хотите вина? А я все-таки выпью». Наполнив бокал и опрокинув его залпом, мать присела на стул, помолчала минуту, видимо, не зная с чего начать. Стыд овладел ее телом, но слепая любовь подавляла, пересиливала его. «Сыну нужна… — Она снова замолчала, взяла начатую бутылку. — Не хотите? — Алена покачала головой. Мать выпила еще бокал. — У меня достаточно денег, и я могу пригласить любую красивую и чистую молодую женщину из бюро услуг. Но сын болен сейчас, и помочь ему можете только вы».