Ангел за правым плечом (ОколоФутбол)

Лекух Дмитрий Валерьянович

– В общем-то, – ухмыляюсь, – она, конечно, не так уж и не права. Для нее и ей подобных это и есть – самое правильное…

Он жмет плечами.

– Так о чем я тебе и говорю. Ладно, бывай, кстати, «лейтенант». Тебе уже и вправду пора, а то и Инга заждалась, и парни вон косятся. Типа, что это мы тут с тобой без них, любимых, затеяли.

Я киваю, он ухмыляется.

– Если что, – продолжает, – сразу же звони. Отвечу, будучи совершенно в любом состоянии. А в состоянии, я чую, буду сегодня весьма

тревожном. И очень сильно пьяном. До полной, боюсь, потери пространственной ориентации. Разбередили вы меня что-то всеми этими разговорами и прочими безобразиями…

Я хлопнул его по плечу, пожал руку и пожелал не потерять с пьяных глаз другую ориентацию.

Которая, вообще-то, в нашей мужской жизни поважнее любой пространственной, я почему-то так думаю.

И прямо по заваленной разноцветными умирающими листьями узкой тропинке направился наверх, к припаркованному неподалеку от Смотровой площадки автомобилю.

Да так заваленной, что мне иногда казалось, что мои ноги наступают не на листья, а на яркие, празднично раскрашенные гробики, и оттого на душе становилось еще смурней и поганее…

Впрочем, я об этом уже, кажется, рассказывал.

…А потом, когда я уже почти поднялся к Смотровой, мне позвонил Глеб.

По делу, разумеется.

Не просто так за жизнь потрепаться.

А ведь – хотелось бы…

Сообщил, что с матерью погибшего вроде как удалось полностью договориться, и даже подписать нотариально заверенный акт о возмещении ущерба. Что похороны Сереги Патлатого назначены на субботу, что там будет вся рейсерская туса, и я обязательно должен убедить Ингу ни в коем случае на этих самых похоронах не появляться, как бы ее туда ни звали и ни уговаривали.

И, наконец, что с ним разговаривал мой главный, спрашивал, как дела, и просил, чтобы я завтра, по мере возможности, с ним обязательно связался. А еще лучше просто подъехал ненадолго в редакцию.

Словом, вывалил на меня целых ворох в разной степени ценной и ненужной информации.

И – отключился.

И мне как-то сразу же стало легче.

Да так, что это через некоторое время опять привело меня к разным нехорошим мыслям о некоторых странных особенностях и обстоятельствах человеческого сознания и поведения.

В том числе и своего собственного.

Просто: куда ни кинь – везде клин.

Прямо ступор какой-то.

Причем – совершенно непреодолимый, ни под каким соусом.

…В общем, в результате, я не стал дожидаться приезда к Инге, а просто заскочил в ближайший «Макдоналдс», зашел в сортир и раскатал там, прямо на крышке унитаза, две такие жирные дороги, что аж у самого дух перехватило.

После чего отстоял небольшую очередь, взял маленькую порцию кофе и большую кока-колы.

Сел в машину.

И там, неожиданно для себя, разревелся, –

подвывая по-бабьи, растирая руками предательские соленые капли и натирая безбожно щиплющие, наверняка ставшие красными глаза.

Просто как маленький.

Потом снова подуспокоился.

Убедился, воровато осмотревшись по сторонам, что моего позора никто не заметил, и вынюхал еще одну порцию порошка.

Прямо из фильтра будто специально для этого дела приспособленной сигареты «Парламента».

Запил кока-колой, прикурил только что использованную не по назначению сигарету.

И только после этого завел машину и не спеша выехал в сторону Серебряного Бора, где в эту самую минуту, по моим соображениям, лихорадочно приводила себя в порядок женщина, в которую я когда-то был бесконечно влюблен.

И которую мне было просто по-любому необходимо вернуть ее мужчине. Который, на мою беду, оказался моим близким и очень важным по жизни товарищем.

Вот такая вот, как говаривал наш бывший вечно пьяный вождь, блять, любопытнейшая загогулина получается.

…Я еще раз остановился у обочины, не спеша, длинными, глубокими и медленными затяжками докурил сигарету.

Вышел из тачки, глубоко глотнул загазованного столичного воздуха.

Умылся из бутылки минеральной водой, вытерся грязноватым носовым платком, подышал, посмотрелся, оценивая собственную рожу, в боковое зеркало.

Подмигнул отражению и, через силу, заставил его, это самое отражение, улыбнуться.

Надо отдать должное, улыбка у этого существа получилась очень даже ничего: довольно белозубой и почти что естественной…

Глава 8

По дороге в Серебряный Бор на съезде с Третьего кольца на Звенигородский мост мне опять как назло пришлось продираться сквозь тугую, плотную столичную пробку.

И все бы ничего.

Мне, в принципе, не привыкать.

Но вот причина пробки – новенькая «бэха», обнявшая фонарный столб, мигалки машин милиции и «скорой» – слишком живо напомнили события вчерашней ночи. Причем так живо, что на душе, простите за дурацкий каламбур, стало мертво и пусто, словно на настоящем осеннем кладбище.

Дела…

Хорошо еще что машина была другой серии, «трешка», а не «пятерка», да и цвет красный, а не черный.

А вот номера почему-то показались издали знакомыми.

Неужели, блин, опять кто-то из наших рейсеров в мясо уделался?!

Да что за осень такая!!!

…Как потом выяснилось – слава богу, – нет…

Когда я, матерясь, проползал в еле движущемся потоке мимо очередной «скорой», мне совершенно случайно удалось разглядеть потерпевшего. Здорового, прилично, но не смертельно помятого и, к счастью, абсолютно незнакомого мужика.