Ангелочек. Дыхание утренней зари

Дюпюи Мари-Бернадетт

– Я тоже знаю свои права, и сейчас вы в этом убедитесь! – гаркнул в ответ Жан Бонзон.

С этими словами он выскочил из-за стола и схватил своего собеседника за грудки. Рассерженный Луиджи тоже встал. Анжелина попыталась утихомирить мужчин:

– Прошу вас, успокойтесь! Смотрите, вы напугали Бруно своими криками! Мадам Сеген, я хочу поговорить с вами как повитуха. Если вы желаете мальчику добра, не нужно отнимать его вот так сразу у женщины, которая с первых минут жизни заменила ему мать. К тому же, если, вдобавок ко всем другим переменам, поменять малышу рацион, он может заболеть. Мой муж

прав, ребенок – не вещь. И было бы жестоко по отношению к моей тетушке не дать ей времени, чтобы она привыкла к мысли о расставании. И вам самим вряд ли так уж не терпится взять в дом семимесячного младенца, который плачет по ночам, пачкает пеленки и температурит, потому что у него режутся зубки. Подождите хотя бы, пока ему не исполнится годик, до октября.

Албани с робкой надеждой смотрела на Сегенов. Любая отсрочка стала бы для нее счастьем.

– Нет, мы не собираемся ждать до осени! Мы приедем в следующее воскресенье, и вы будете ждать нас здесь, перед таверной! – распорядилась мадам Сеген, предварительно бросив на супруга угрожающий взгляд. – Ты идешь, Гюг?

Она кивнула на стоящий по ту сторону дороги, под большим ясенем, кабриолет, в который был запряжен крупный конь серой масти.

– Foc del cel! Что вы за люди?! – возмутился Жан Бонзон. – Неужели нельзя спокойно договориться, найти компромисс?

– Никаких компромиссов не будет! – отрезал Сеген. – Закон на нашей стороне.

В этот момент подошла подавальщица заведения. Она остановилась, не зная, ставить ей на стол поднос или нет.

– Мы не отменяем заказ, не беспокойтесь, – сказал ей Луиджи.

Сегены удалились, даже не посмотрев на ребенка, которого им так не терпелось принять в свою семью. Анжелина погладила Албани по руке, желая ее утешить.

– Тетушка, я так тебе сочувствую! Странно, что эти люди приехали только сейчас, на похороны Ива Жаке. Они ведь знали, что Бруно живет у вас со дня смерти Коралии.

– Конечно они знали, потому что Жан по совету мэра написал им тогда письмо. А когда умер Ив, в пятницу, он сразу отправил им телеграмму.

– Лучше бы я в ту пятницу в канаву свалился и до почты не дошел! – пробурчал Жан Бонзон.

Луиджи с сочувствием смотрел на Албани. Отчаяние и горе маленькой женщины могли оставить равнодушным только самое черствое сердце. Внезапно он вскочил на ноги.

– Я должен что-нибудь предпринять! – сказал он.

– Но что можно сделать, когда они такие упрямые и несговорчивые? – удивилась Анжелина.

– И все же в их броне есть прореха, – ответил ей супруг.

Она следила за Луиджи взглядом, невольно любуясь его чуть танцующей походкой, быстрыми и уверенными движениями. Чета Бонзонов обменялась сокрушенными взглядами. Мысль о том, что у них отберут дитя, которое оба любили как родное, была им невыносима.

– Что собирается предпринять твой аристо [5] ? – после паузы спросил Жан Бонзон грубоватым тоном, за которым все же угадывалось волнение.

– Луиджи умеет быть очень убедительным, дядюшка.

5

Уменьш. – уничижит.

к «аристократ». (Примеч. пер.)

– Но что он им скажет? – шепотом спросила Албани.

Укачивая Бруно в своих объятиях, она подмечала каждый жест оживленно беседующих близ деревенской мельницы Сегенов и Луиджи. И она бы очень удивилась, если бы узнала, какие именно аргументы приводил ее зять. Разговор между тем затянулся. По едва заметным изменениям в поведении Сегенов, по тому, как расслабились сведенные гневом плечи и прояснились их лица, Анжелина поняла, что ее супругу удалось добиться желаемого или по меньшей мере задобрить родственников маленького Бруно. Она убедилась в правильности своей догадки, когда он вернулся в таверну с сияющей улыбкой на устах.

– Можете перевести дух, тетушка Албани! – произнес он вполголоса. – Бруно останется у вас и уедет к своим родственникам, только если сам того захочет. И не дрожите так, прошу, все уже улажено.

– Правда? – спросила женщина, не веря своим ушам.

– Как тебе это удалось, foc del cel? – спросил Бонзон.

– Мне бы не хотелось говорить об этом сейчас. Расскажу в свое время. Все будет по закону. Мы оформим документы и привезем их вам, Энджи и я. А теперь нам пора. Сегены согласились довезти нас до Сен-Жирона в своем кабриолете. Места в нем, конечно, маловато, зато Анжелине не придется идти пешком. Я ее знаю, она все равно настояла бы на том, чтобы сегодня же вернуться в Сен-Лизье!

– Луиджи, что ты сделал или сказал, чтобы их переубедить? – спросила молодая женщина с тревогой в голосе. – Что ж, идем, выбора у меня все равно нет… Простите меня, дядюшка, но мне не терпится увидеть Анри и мадемуазель Жерсанду. Мы скоро навестим вас снова.

– Ну и дела! – вздохнула Албани, понемногу приходя в себя. – Такое впечатление, что у меня над головой разразилась гроза, а потом вдруг чудом небо прояснилось и снова засветило солнышко! Луиджи, как мне вас отблагодарить? Не знаю, как вы их уговорили, но для меня важно то, что Бруно остается с нами!

– Это правда? – спросил горец, в душе которого еще не улеглись гнев и возмущение.

– Я бы не стал шутить такими серьезными вещами, мсье. Видя горе вашей супруги, я сумел найти доводы, которые решили дело.

С этими словами Луиджи наклонился, поцеловал младенца в макушку, потом взял за руку Анжелину. Молодая женщина успела к этому времени встать и растроганно смотрела на дядю и тетю.

– Мои дорогие, радуйтесь, ведь вы этого заслуживаете! – проговорила она взволнованно. – Жаль расставаться с вами так скоро, я хотела рассказать о наших с Луиджи приключениях, но…

– О нас можешь не беспокоиться. Подумать только, если бы вы не приехали сегодня, нам пришлось бы подчиниться требованию тех двух стервятников! Идите, не заставляйте их ждать, – напутствовал их Жан Бонзон. – Только обниму тебя на прощанье, скрипач, и идите!

В его раскатистом голосе звучали бесконечная благодарность и искреннее расположение. Он обнял Луиджи, похлопал его по плечу.

– Я рад, что у меня такой племянник, как ты, аристо!

– То же могу сказать и о вас, дядюшка! – смеясь, отозвался Луиджи.