Ангелочек. Время любить
Шрифт:
Изнемогая не только от усталости, но и от ярости, Анжелина закрыла глаза. Несколько часов подряд она боролась, чтобы подобающим образом выполнить свою задачу. Она делала массаж, давала советы, увещевала, молилась. Увы! Мадам Мессен, рожавшая в первый раз, дважды теряла сознание, не в состоянии больше терпеть невыносимую боль. Ее душераздирающие крики болью отзывались в сердце повитухи.
«Господи! Почему ты не прекращаешь эту пытку? – мысленно вопрошала Анжелина. – Некоторые женщины кажутся просто созданными для легких родов, но для других
Несмотря на все возраставшее отчаяние, Анжелина пыталась вернуть свой кожаный саквояж, где лежали инструменты. Она еще дважды стукнула в дверь.
– Мсье Мессен, вы не имеете права лишать меня моих инструментов! – крикнула Анжелина.
За деревянной дверью, выкрашенной в серый цвет, раздался пронзительный голос старухи:
– Мне очень жаль, мадемуазель Лубе, но мой сын все выбросил в окно. К тому же сноха пришла в себя и требует показать ей ребенка.
Разъяренная молодая женщина устремилась вниз по лестнице. Мессены, богатые скотопромышленники, жили в добротном доме, к которому примыкали постройки, предназначенные для коров. Едва Анжелина спустилась на первый этаж, как к ней подбежал батрак. Анжелина узнала его: это он должен был заниматься ее кабриолетом и кобылой.
– Запрягать ваше животное? – поинтересовался он с очаровательным акцентом.
– Да, поскольку меня выгоняют отсюда! – ответила Анжелина. – Простите, но я должна подобрать свои вещи, разбросанные по двору.
Ничего не понимающий подросток согласно кивнул. Он расхаживал взад и вперед, одетый в рваные холщовые брюки и грязный жилет.
– Ну, так он родился, малыш хозяина? – спросил он, глядя на Анжелину.
– Он родился мертвым, – сухо ответила она.
Не стоило вступать в разговор со слугами – на следующий же день в деревне начнутся пересуды.
– А! – Парень поспешно перекрестился. – И почему же?
Анжелина отмахнулась от него, как от назойливой мухи, хотя с ее губ были готовы сорваться резкие слова. Но она сдержалась, чтобы не излить все свое негодование.
«Да, он родился мертвым, потому что никто не осматривал будущую мать в течение беременности! Разумеется, он родился мертвым, потому что в последние недели она не вставала с кровати, так как боялась преждевременных родов, хотя должна была ходить, двигаться, чтобы стимулировать роды!» Судя по словам свекрови Люсьены Мессен, та хорошо себя чувствовала на протяжении почти десяти месяцев.
«Возможно, в больнице Тулузы врачи сделали бы кесарево сечение и ребенок родился бы живым, – думала Анжелина. – Но не здесь, в таких условиях…»
На востоке, за крышей голубятни, забрезжил голубоватый свет. Вскоре взойдет солнце. При этом слабом свете молодая женщина разыскивала содержимое своего саквояжа, разбросанное по мокрой земле, среди соломы и куриного помета.
– О нет! – простонала Анжелина.
Медное хирургическое зеркало треснуло, самшитовый рожок, столь нужный для прослушивания биения сердца младенца
Стоявший поодаль батрак наблюдал за Анжелиной.
– Запрягай мою лошадь, – обратилась она к нему. – У меня нет ни малейшего желания задерживаться у твоего хозяина.
Батрак побежал в сторону конюшни. Когда он вернулся с коляской, держа кобылу под уздцы, Анжелина по-прежнему искала железную коробку, в которую складывала ножницы, иглы и нитки.
– Чего-нибудь не хватает, мадемуазель?
– Да, главного – моего кожаного саквояжа, – ответила она.
Едва сдерживая рыдания, она складывала инструменты в подол фартука.
– Я помогу вам. Мсье Мессен – славный мужик, конечно, но только когда не гневается. Да вот он, я вижу его, ваш саквояж! Стойте здесь, я сейчас сниму его.
Подросток указал рукой на ветку каштана, росшего перед фасадом дома. Саквояж висел там, зацепившись ручкой за сучок.
– Спасибо, ты очень любезен, – вздохнула Анжелина. – Будь осторожен.
– Это не очень высоко, я быстро его достану.
Анжелина смотрела, как паренек залезает на дерево и с привычной ловкостью добирается до ветки. К счастью, кошелек лежал в кармане ее юбки. Она тайком вынула монету достоинством в двадцать су, чтобы отблагодарить батрака. Тот слез на землю и с довольным видом протянул ей саквояж.
– Держи! Это тебе за труды, – сказала Анжелина, протягивая ему монету.
– Не надо, мадемуазель. Мне достаточно вашей улыбки. Я это сделал ради ваших прекрасных глаз.
– Не глупи. Деньги есть деньги.
Смутившись, паренек взял деньги. Молодая женщина убрала инструменты, которые теперь ей предстояло тщательно вымыть. Взбираясь на сиденье, Анжелина заметила в окне дома Жана Мессена. С перекошенным от ярости лицом он прижимал к себе тельце ребенка.
– Боже! Несчастный! – прошептала Анжелина. – Давай, Бланка, рысью!
Кобыла резво покинула пределы фермы. Свежий утренний воздух ласкал лицо Анжелины. Она с наслаждением вдыхала стойкий аромат сирени, росшей по обочинам дороги.
– Все закончилось! Наконец-то закончилась эта ужасная ночь! – твердила Анжелина.
Пять месяцев прошло с Рождества, на которое Жерсанда де Беснак, благодетельница Анжелины, подарила ей коляску и кобылу испанской породы. Престарелая дама, все еще очаровательная женщина семидесяти лет, исповедующая протестантство, всегда поступала осознанно.
– Ты не можешь ходить по окрестностям Сен-Лизье пешком, мое дорогое дитя. Ты выиграешь время, если будешь ездить на коляске, – заявила старая дама, прекращая тем самым бурные возражения своей протеже.
Несмотря на все преимущества такого способа передвижения, Анжелина часто ловила осуждающие взгляды родственников женщин, к которым она приезжала принимать роды. За ее спиной перешептывались, хмурили брови, порой относились к ней недоверчиво. Накануне, едва она въехала во двор Мессенов, хозяин дома громко заметил: