Ангелочек
Шрифт:
— Вы смеетесь надо мной, мадемуазель? — робко пролепетала Розетта, кусая губы, чтобы не расплакаться.
— Нет! Вовсе нет! Идем.
Анжелина протянула руку, преисполненная благодарности к провидению.
— Розетта, судьба привела меня в Люшон, потому что я должна была встретить тебя и позаботиться о тебе. Мне так нужна подруга…
Розетта крепко ухватилась за протянутую руку и встала, шатаясь на затекших ногах.
— Мадемуазель, это правда? Вы берете меня к себе? — недоверчиво спросила она.
— Разумеется. Я счастлива,
Люшон, вилла семьи Кост, в то же время
Филипп, его мать и сестра завтракали в столовой.
— Дидье и девочки еще спят, — обратилась Мари-Пьер к брату. — Ты мог бы сказать нам правду.
— Какую правду? — проворчал Филипп. — Мне нечего добавить к тому, что я рассказал вам вчера. Мы с Анжелиной разорвали нашу помолвку. Она вернула мне кольцо. Все формальности улажены.
— Сын мой, я ничего не понимаю, — простонала Камилла Кост. — Голова кругом идет! Если ты не объяснишь, в чем дело, я буду чувствовать себя виноватой. Я насмехалась над этой девушкой, но ты мне говорил, что она весьма умная особа. А умные люди не обижаются на шутки, какими бы колкими они ни были.
— Так или иначе, но люди, стоящие на нижних ступенях социальной лестницы, более обидчивы, чем остальные, — заметила Мари-Пьер. — Филипп, ты мог бы нас предупредить, что ее отец сапожник. Вместо этого ты нам твердил о зажиточном ремесленнике… Должна признать, по виду Анжелины невозможно догадаться о ее подлинном происхождении.
Доктор сжал кулаки. Он почти не спал, обуреваемый черными мыслями. Более того, он упрекал себя за то, что повел себя как самец. Вспоминая о горьком удовольствии, которое ему довелось испытать, он вновь и вновь видел себя безжалостно набрасывающимся на Анжелину.
— Анжелина наотрез отказалась войти в наш круг, — с трудом выговорил Филипп. — Она уверена, что никогда не привыкнет к нашим манерам и роскоши.
— Она просто глупая, — откликнулась Камилла Кост. — Честно говоря, барышня показалась мне хорошо воспитанной и образованной. Если бы ты сказал, что она принадлежит к высшему обществу Тулузы, я проглотила бы приманку.
— О, мама! Выбирай выражения, — посетовала Мари-Пьер, готовая расплакаться. — Я была так рада, что Филипп женится.
— Он найдет другую, менее взбалмошную, — возразила старая дама. — И все же вчера мы полакомились вкусным пирогом. Хотя бы от него получили удовольствие.
— Эжени и Элеонора расстроятся, — продолжала Мари-Пьер. — Они восхищались красотой Анжелины, находили ее весьма милой. Филипп, поднимись к ней и помирись.
Доктор покачал головой. Он был недоволен собой, но не мог переступить через свою гордость.
— Нет, она уедет первым поездом, — твердо сказал Филипп. — Да, лучше прояснить ситуацию. Вчера вечером, когда я поднялся к ней, чтобы поговорить, Анжелина приоткрыла мне страницу своего прискорбного прошлого, что делает невозможным наш брак. Вы меня понимаете?
— Значит,
— Можно сказать и так, — вздохнул доктор.
— По крайней мере, у нее хватило порядочности признаться тебе в этом, — заметила его сестра. — Но я понимаю твое разочарование. Но почему надо было говорить тебе об этом вчера, в такой радостный для всех нас день?
— Не знаю. Вероятно, ее давно мучили угрызения совести, что она дурачит меня. Поэтому она и решила больше не изображать из себя девственницу, — предположил Филипп.
— Мой бедный сын… — сказала Камилла Кост, пригубив кофе. — Кувшин оказался дырявым…
Услышав простонародное выражение из уст матери, Мари-Пьер вздохнула. Она знала, что ее муж ходит к проституткам, да и брат не отказывает себе в удовольствиях. Большинство жен зажиточных горожан считало это неизбежным злом. Поглощенные заботами о больших домах и воспитании детей, они старели, распростившись с иллюзиями о мужской верности. К тому же все они получили строгое воспитание в религиозных заведениях, где им привили понятие о женском целомудрии и страх перед грехом. Мужчины же требовали, чтобы их невесты были девственными, благоразумными, не имеющими любовного опыта.
— Неужели все это имеет значение, если Анжелина тебя любит? — услышала свой строгий голос Мари-Пьер.
— Мари-Пьер, какая муха тебя укусила? — воскликнул Филипп. — Я никогда не возьму в жены девицу, шлявшуюся неизвестно где!
— Словом, было бы лучше, если бы ты содержал ее, как любовницу, — насмешливо сказала старая дама. — Ладно. Я хочу подняться в свою комнату. Я не собираюсь встречаться с этой ломакой. Помоги мне, Мари-Пьер! Из-за подагры лестница превращается для меня в орудие пытки.
— Я помогу тебе, мама, — возразил Филипп, вставая. — А заодно велю Анжелине собирать чемодан. Вероятно, Пьеро уже запрягает лошадь.
— А я хочу попрощаться с Анжелиной, — вступила в разговор Мари-Пьер. — Впрочем, нет. Не стоит. Я слишком разочарована.
Через несколько минут доктор Кост открыл дверь в комнату Анжелины. Кровать была застелена, чемодан стоял перед шкафом. Лежавший на комоде голубой конверт привлек внимание доктора. Она распечатал его и пробежал глазами адресованные ему строки.
Дорогой Филипп!
Еще раз прошу прощения за боль, которую причинила Вам. Я знаю, что Вы мне во всем помогали, и благодарна вам за это. Вы можете раздать мою одежду беднякам города или своим слугам. Она мне больше не нужна. Прощайте. Желаю Вам счастья с особой, достойной Вас.
Анжелина.
Филипп скомкал лист бумаги и засунул его в карман брюк. «Но как она вышла?» — подумал он.
Вскоре Филипп заметил, что старая дверь, выходившая на черную лестницу, была неплотно прикрыта.