Ангелочек
Шрифт:
Анжелина резко встала, осознав всю безвыходность своего положения.
— Благодарю вас, мадам, — искренне сказала она. — Но мне надо возвращаться в Сен-Лизье. Дорога занимает три часа. А я к тому же привязала свою ослицу к ограде кладбища.
— Вам надо было раньше об этом сказать. Мы поставили бы ее в сарай за домом. Смотрите, какой снег. Мой дед говаривал: «Если падают крупные хлопья, жди других».
Погруженная в печальные мысли о ребенке, Анжелина за все это время ни разу не посмотрела в окно. С неба падали крупные хлопья.
— Боже мой! Мне надо торопиться! — воскликнула Анжелина.
Надев пелерину, она
Анжелина выбежала на улицу. Земля была покрыта свежевыпавшим снегом. Молодая женщина осторожно пошла к площади, которую окружали дома буржуа. Среди жителей Масса были именитые граждане, нотариусы, адвокаты и суконщики. Толпа, суетившаяся у прилавков, заметно поредела; бродячие торговцы складывали свой товар в корзины. Скота, пригнанного на продажу, стало меньше. Повсюду валялись кучи коровьего и лошадиного навоза, грязная солома. Какой-то мужчина гнал своих свиней, подталкивая их палкой. Анжелина увидела, как бродячий артист, выступавший с медведем, пошел в сторону перевала Пор вместе со зверем на цепи. Она тут же вспомнила скрипача со смуглым лицом и длинными черными волосами: наверняка он был цыганом.
«А я думала, что они вместе!» — удивилась Анжелина.
Мгновенно позабыв об этом, она принялась с любопытством разглядывать необычный фронтон церкви в форме пикового туза, примыкавший к шестиугольной колокольне из светлого песчаника. Над массивными воротами возвышалась красивая статуя Пресвятой Девы.
Не обращая внимания на припозднившихся зевак у соседней таверны, Анжелина пошла по улочке, которая вела к кладбищу. И тут она испытала настоящее потрясение: ослица исчезла.
— Нет, нет! Только не это! — расплакалась Анжелина. — Наверное, Мина отвязалась.
Но обрывок узды, висевший на решетке, был аккуратно перерезан ножом — Мину явно украли. Не веря собственным глазам, Анжелина, повернувшись, воскликнула:
— Это невозможно! Кто это сделал? Зачем?
В отчаянии она стала оглядываться по сторонам, потом посмотрела на землю, но не увидела следов копыт.
— Значит, Мину украли, едва я ушла, — вполголоса произнесла Анжелина. — Боже мой, что я скажу папе?
Это была катастрофа. Растерянная, обезумевшая Анжелина кинулась на улицу Претр, которая вела в Сен-Жирон. Там она побежала на площадь Пуш, любимое место гуляний жителей Масса, обсаженное высокими платанами. К кольям были привязаны лошади и несколько коров. Но Мины нигде не было.
— Спаситель бросил меня, а я потеряла ослицу, — заливаясь слезами, причитала Анжелина.
Сама не зная как, она очутилась на улице Монтань, перед домом с номером одиннадцать. За окном с закопченными от дыма стеклами громко плакал ребенок. В следующий миг появилась Эвлалия.
— Что такое? Что происходит, мадемуазель? — спросила кормилица. — Ну и вид у вас!
— У меня украли ослицу. Я всюду искала ее: и на соседних улицах, и на площади.
— Входите, что стоять под снегом, — предложила сжалившаяся над Анжелиной Эвлалия. — А чего тут удивляться, если появился бродячий цыган! Я полагаю, что ваше животное уже трусит по высокогорной тропинке в сторону Испании. Граница-то совсем рядом.
Анжелина вновь увидела сына, плакавшего от голода. Берта Фабр качала его, держа на руках, но малыш не успокаивался.
—
— Что значит «на мели»? — удивилась Анжелина. — Вы говорите о деньгах? Я смогу заплатить за проезд, хотя это и неразумно. Я приехала на ослице, чтобы не тратить лишних денег.
На пороге низкой двери появился Проспер Фабр с бутылкой вина в руке.
— Я все слышал. У вас украли животное? — воскликнул он. — Едва я увидел скрипача, то сразу предупредил Эвлалию. Он всех очаровывает своей дьявольской музыкой. А тем временем его сообщник грабит честной народ. Мадемуазель, надо ехать к жандармам. Их казарма находится в Лирба.
Внезапно все трое перестали испытывать к Анжелине неприязнь, больше не сердились на нее. Она стала жертвой, и они хотели ей помочь.
— Вы можете заночевать у меня, — предложила Берта.
— Или в Бьере, у моей матери, — поддакнула кормилица.
Анжелина покачала головой. Она стояла на пороге, капюшон, усыпанный снегом, скрывал волосы, и было видно только ее тонкое лицо редкой красоты. Фиолетовые глаза, полные едва сдерживаемых слез, сверкали. Она неотрывно смотрела на малыша, который сосал грудь.
— Да вы посмотрите, кто едет верхом на лошади! — закричал вдруг Проспер Фабр. — Жандармы! Сейчас я все улажу, мадемуазель.
Просперу хотелось проявить себя. Два часа назад, на площади, он был холоден с незнакомкой, на которую пожаловалась жена. Но сейчас он вдруг нашел, что Анжелина весьма хорошенькая. Переговорив с жандармами, мужчина вернулся в дом.
— Обещаю, они найдут вашу ослицу, — заявил он. — Выпейте стаканчик вина, это вам поможет. Вы ведь продрогли.
— Нет, спасибо, — прошептала Анжелина.
— Может, кофе? — предложила Берта.
— С удовольствием.
Анжелина села на скамью рядом с Эвлалией. Она слушала, как чмокал Анри, энергично сосущий грудь, и горько сожалела, что не может кормить сына сама.
— Уж он-то насытится вволю! — воскликнула кормилица. — Я ем за двоих, но этот малыш будит меня даже ночью, причем раза три. Он настоящий обжора! Э! Ешь, пока рот свеж!
— Я могу это подтвердить! — с гордостью сказал ее муж. — Этот карапуз часто спит между нами.
Его слова привели молодую женщину в отчаяние, но она сумела любезно улыбнуться. Ей было больно представить своего сына, прижавшегося к пышному телу кормилицы или к Просперу, от которого исходил крепкий запах хлева. Пока Эвлалия кормила, Анжелина не произнесла ни слова. Берта Фабр вязала, приговаривая:
— Как только в городе появляются цыгане, честных людей начинают грабить. Проспер, ты помнишь, что случилось в прошлом году? Мсье Гален, нотариус, решил, что потерял часы на ярмарке. Подумать только! Он слишком поздно вспомнил, что ему встретилась смуглая черноволосая девица. Она хотела погадать ему по руке. Он отделался от нее, но часы исчезли, как и ваша ослица, мадемуазель Лубе. Я была еще совсем молодой, и мы вместе с сестрой привезли на пасхальную ярмарку ягнят. Когда мы приехали, ягнят было семеро, а к вечеру их осталось трое, хотя мы продали всего лишь двух. И в тот раз цыгане бродили вдоль кладбища. Они такие хитрые, такие пронырливые…