Ангелотворец
Шрифт:
— Но вы не знаете что?
Лайза-Уве покачал головой:
— Нет, для меня это такая же тайна, как и для других.
— Какой была атмосфера в школе? Кто-нибудь враждовал друг с другом?
— Мягко сказано. Это было больше похоже на кипящий котел, чем на учебное заведение.
— Что вы имеете в виду?
У Эрики участился пульс. Впервые она узнала, что в интернате что-то было не так. И почему ей раньше не пришла в голову такая мысль?
— По словам учителя, работавшего до меня, ученики изначально ненавидели друг друга, —
— А что они думали о директоре?
— Ненавидели его все до единого. Он был садистом и психопатом, — холодно констатировал Лайза.
— Не самая добрая характеристика… — Эрика пожалела, что не захватила диктофон. Придется ей запоминать разговор.
Уве-Лайза поежился.
— Руне Эльвандер был самым неприятным типом из тех, кого мне доводилось встречать. А вы можете мне поверить… — Он взглянул на мужа. — Мне многое довелось пережить… Таков наш удел!
— А каким он был в семье? — продолжила расспросы писательница.
— По отношению к кому? Инес было нелегко. Я вообще не понимаю, зачем она за него вышла. Такая молодая и красивая. Думаю, ее мама заставила. Старуха умерла вскоре после этого, и на свете не было матери злее ее. Думаю, Инес рада была от нее избавиться.
— А дети Руне? Что они думали об отце и мачехе? Приняли ли ее в семью? Она же была немногим старше его старшего сына.
— Это был мерзкий мальчишка. Весь в отца.
— Старший сын?
— Да. Клаэс.
Возникла пауза. Эрика терпеливо ждала.
— Его я помню лучше всех. У меня мороз по коже, когда о нем вспоминаю. Даже не могу объяснить почему. Он всегда был любезен с нами, но что-то в его взгляде вызывало у нас леденящий ужас. Я боялся повернуться к нему спиной.
— Они с Руне ладили?
— Сложно сказать. Они вращались друг вокруг друга, как планеты, никогда не пересекаясь орбитами, — усмехнулся Лайза. — Знаю, что выражаюсь как плохой поэт, но…
— Нет-нет, продолжайте! — подалась вперед Эрика. — Я понимаю, что вы имеете в виду. То есть открытых конфликтов между ними не было?
— Нет, они соблюдали дистанцию. Клаэс слушался отца беспрекословно, но никто не знал, что он на самом деле думал о нем. Единственное, что их объединяло, — это то, что они боготворили Карлу — покойную жену Руне и мать Клаэса. И оба испытывали неприязнь к Инес. В случае с Клаэсом это еще понятно, ведь она заняла место его матери, но директора-то никто не заставлял на ней жениться.
— Так Эльвандер плохо с ней обращался?
— Да. Нежными их отношения не назовешь. Он отдавал ей приказы, будто она была его прислугой. Клаэс тоже вел себя плохо по отношению к ней и ее
— А отец поощрял такое поведение? — спросила Эрика, отпивая воды. На веранде даже в тени было жарко.
— Для Руне они были идеальными. Он и детям отдавал приказы, но ругать их не мог никто, кроме него самого. Никто не отваживался пожаловаться на них, не рискуя головой. Я знаю, что Инес один раз попыталась — и больше не повторяла этой ошибки. Нет, единственным в семье, кто к ней хорошо относился, был младший сын Руне Юхан. Он был добрым мальчиком и заботился о мачехе. — Уве-Лайза погрустнел. — Интересно, что стало с малышкой Эббой?
— Она вернулась на Валё. Они с мужем ремонтируют дом. А позавчера… — Эрика закусила губу. Она не знала, можно ли рассказывать о том, что недавно случилось в бывшем интернате, но ведь Линдер был с ней так откровенен… Писательница набрала в грудь воздуха и продолжила: — А позавчера они нашли кровь под полом в столовой.
Мужчины изумленно уставились на нее. На веранде повисла тишина, нарушаемая только отдаленным шумом машин. Наконец Вальтер заговорил:
— Ты всегда говорила, что, скорее всего, они мертвы.
Уве-Лайза кивнул.
— Да, это самое вероятное. Кроме того… — он замялся.
— Кроме того — что? — заинтересовалась Эрика.
— Нет… это нелепо, — отмахнулся Уве. — Я этого никогда никому не говорила…
— Расскажите сейчас. В таких делах важна любая мелочь, даже самая нелепая, — принялась уговаривать его женщина.
— Ничего особенного, просто у меня было ощущение, что что-то у них было не так… И я слышала… но это уже совсем глупости…
— Продолжайте! — взмолилась Эрика, подавляя желание вытрясти из него слова силой.
Уве-Лайза сделал глоток вина и посмотрел прямо на гостью.
— По ночам там были слышны звуки.
— Какие звуки?
— Шаги, открывавшиеся двери, голоса… Но когда я поднималась, никого не было.
— Призраки? — спросила Эрика.
— Я не верю в призраков, — возразил Лайза. — Все, что я могу сказать, — это то, что у меня было предчувствие, что случится что-то нехорошее. Вот почему я не удивилась, когда услышала об исчезновении.
— Шестое чувство, — кивнул Вальтер.
— Уф! Все это так грустно. Эрика, вы еще решите, что мы мрачные типы! — улыбнулся Линдер.
— Вовсе нет. Большое спасибо за беседу. Вы мне дали много материала для размышления. Но теперь мне пора домой. — Писательница поднялась.
— Передайте привет малышке Эббе.
— Передам.
Уве-Лайза попытался встать, чтобы проводить гостью, но Эрика его опередила:
— Сидите. Я сама найду выход.
Проходя прихожую, утопающую в бархатных подушках с золотыми кисточками, она слышала голос Эдит Пиаф, поющей о разбитом сердце.
— Где ты был утром, черт тебя подери?! — рявкнул Патрик. — Я думал, ты поедешь со мной к Хольму.