Ангелотворец
Шрифт:
А может, на другой стороне просто-напросто установлена бомба? Впрочем, наверняка Джасмин, Хранитель или еще кто-то регулярно наведываются сюда для обслуживания генератора, поэтому вряд ли дверь должна взрываться без предупреждения. Кроме того, это противоречило бы ее сложившимся представлениям о конструкции поезда: все устроено так, чтобы уберечь этот отсек от разрушения, а не наоборот… хотя тут наверняка есть механизм и для этого, in extremis…
Довольно. Эди открывает дверь.
Ничего не происходит.
– С тебя пять шиллингов, Абель, – весело объявляет Аманда Бейнс. – Она добралась!
Они сидят на кожаном диванчике в темном углу: Абель Джасмин – в домашнем халате, Аманда – в кокетливой матроске и капитанской фуражке. В море в таком наряде определенно не выходят. Ее образ сообщает новые оттенки смысла выражению «веселая морячка».
– Ну и видок! – восклицает Аманда Бейнс. – Зайка, тебе срочно надо умыться.
– Вы прекрасно справились с испытанием, мисс Банистер, – вставляет мистер Джасмин. – Великолепно, я бы сказал. – Он улыбается.
– То есть, я не влипла? – спрашивает Эди.
– О, еще как влипли. Но нет, вас не накажут. Наоборот, повысят и переведут на новое место. Позже вы можете прийти к выводу, что действительно влипли, притом по уши. Однако испытание, если это можно так назвать, вами пройдено. Вы продумали план действий, собрали необходимую информацию, тщательно просчитали время и не отвлекались на… кхм, помышления плоти?
Эди краснеет до корней волос.
– В общем, теперь можете считать, что вы продвинулись по служебной лестнице. Впрочем, повышение вас ждет завтра, а сегодня нужно обработать порезы и… матерь божья, что случилось с вашими волосами?
– Дерево, – произносит хриплый девичий голос. – Мы как раз шли через Бракнеллский лес. – На пороге стоит Кларисса Фоксглоув в халате. – Я дождалась, пока остальные уйдут, – сообщает она Эди, – а потом мне чуть не оторвало голову мостом.
Абель Джасмин по-отечески улыбается.
– Ну все, ступайте – обе! В вашей жизни начинают происходить перемены, Эди. Обсудим это завтра. А сегодня примите от нас поздравления. Вы большая молодец. Кларисса поможет вам промыть рану.
Эди послушно идет за Клариссой Фоксглоув.
Подруга весьма безжалостно обрабатывает ей руку, и Эди несколько раз ойкает, пока та вымывает въевшуюся грязь. Затем отводит Эди в душевую и с деловым видом подает ей теплые полотенца, после чего наконец провожает в спальное купе.
– Ты с самого начала все знала?
– О да. Примерно раз в год кто-нибудь обязательно пытается повторить твой подвиг. Это у нас в крови. Влюбленные в отчизну и так далее. – Кларисса улыбается. – Ну, идем. Пора укладываться.
Она мягко подталкивает ее в спину. Эди явственно ощущает за спиной присутствие Клариссы. Оборачивается, улавливает в воздухе нотки мяты и табака и понимает, что так пахнет у Клариссы изо рта.
Эди Банистер, супершпионка, падает на спину. Из ее легких вырывается сиплый взвизг, будто кто-то уронил волынку. Перед глазами пляшут ослепительные желтые искры. О-ох.
Надо сделать вдох. Это непросто. Она чувствует под собой движение поезда, лязг колес отдается в груди. Зигадашанк тчакак. Показывает пальцем. Шаддадтакак.
Желтые звездочки. Как стразы или пайетки. Вот они меркнут… Рядом появляется госпожа Секуни и резко бьет ее пальцами в грудь. От удара Эди заходится в кашле – и вдруг снова может дышать. Глубоко и свободно.
– Это было не очень хорошо, – говорит госпожа Секуни. – Очень не очень.
– То есть, плохо, – сипит Эди, поскольку ее легкие уже функционируют, как положено.
– Нет, – отвечает госпожа Секуни. – Не плохо. Очень не очень.
Миниатюрная госпожа Секуни родом из Юго-Восточной Азии и ценит точность. Если английский язык не позволяет передать необходимые нюансы смысла, значит, язык следует модифицировать, приспособить под учебные нужды. Степень «нехорошести» может варьироваться от «немножко не очень хорошо», что лучше, чем «не очень хорошо», но все равно неприемлемо, до «очень не очень хорошо», «действительно очень не очень хорошо» и «очень очень не очень хорошо». Госпожа Секуни обладает богатым словарным запасом и более чем способна подобрать для своих оценок существующие в языке слова, однако каждый отдельный англофон склонен наделять их собственными оттенками смысла, и несколько месяцев назад госпоже Секуни надоело убеждать солдат, шпионов и полицейских в правильности своего видения. Теперь она говорит по-английски на особый лад и перво-наперво объясняет ученикам, как определять, насколько безнадежны их потуги согласно ее личной шкале безнадежности.
– Очень не очень хорошо, – скорбно произносит госпожа Секуни, и Эди становится совестно.
Господин Секуни, читающий в это время какую-то пыльную книжицу из высоченной стопки на столе, откашливается и бросает на супругу укоризненный взгляд.
– Но уже лучше, – смягчается та. – Лучше.
Тогда Эди, немного приободренная мыслью, что она не совсем безнадежна – вернее, безнадежна, тем не менее делает какие-никакие успехи, – вскакивает на ноги и принимает боевую стойку на татами. Это японское слово якобы означает «тренировочный мат», но в действительности значение немного иное, поэтому теперь они называют его новым секуни – английским словечком с нужным значением, которое, по счастью, звучит почти так, как если бы англичанин пытался произносить «татами» по-японски.
Эди узнает от госпожи Секуни много нового, осваивая под ее руководством боевое искусство будо. «Это не просто будзюцу! – настаивает госпожа Секуни. – Будо! Ты познаешь больше, чем мою кожу и плоть». От этих слов Эди краснеет с головы до ног и опускает глаза.
– Хадзимэ! – кричит госпожа Секуни.
Эди атакует – и вновь отправляется в полет, хотя на сей раз приземляется куда удачнее и моментально занимает боевую стойку.
Госпожа Секуни сдержанно кивает.
– Лучше? – с надеждой спрашивает Эди.