Ангелы-хранители

Кунц Дин Рей

Во вторник вечером… В предрассветные часы во вторник в Банодайне произошел побег. К вечеру того же дня Аутсайдер мог пройти такое расстояние…

Лем содрогнулся.

— Замерз? — саркастически спросил Уолт.

Лем не ответил. Они с Уолтом были друзьями и представителями закона, один на местном, другой на федеральном уровне, но в данном случае их пути расходились. Уолту необходимо было установить истину и рассказать о ней общественности, а Лему накрыть это дело крышкой и прижать посильнее.

— Ну

и воняет же здесь, — сказал Клифф Соамс.

— Представляешь, как тут благоухало, когда «жмурик» еще не был в мешке? — сказал Уолт. — Только держись.

— Это не только… запах разложения, — сказал Клифф.

— Не только. — Уолт показал на пятна рядом со следами крови. — Экскременты.

— Жертвы?

— Не думаю, — ответил Уолт.

— Какие-нибудь предварительные анализы делали? — спросил Лем, стараясь не выдать своей обеспокоенности. — Хоть в микроскоп смотрели?

— Нет. Образцы доставят в лабораторию. Мы полагаем, это следы того, кто проник сюда через окно.

Взглянув на Уолта, Лем спросил:

— Ты имеешь в виду человека, убившего Далберга?

— Это был не человек, — сказал Уолт. — Я думаю, ты тоже об этом знаешь.

— Не человек?

— Ну… не такой, как ты и я.

— Так что это было, по-твоему?

— А черт его знает, — сказал Уолт, потирая шею своей огромной ручищей. — Судя по ранам на трупе, у убийцы были острые зубы, возможно, когти и плохое настроение. Ну как, похоже на то, что ты ищешь?

Лем не поддался на эту удочку. Наступило короткое молчание.

Сквозь разбитое окно ветер принес запах сосен, слегка перебивший ужасный смрад, стоявший в комнате.

Один из экспертов сказал: «А!» — и подцепил что-то своим пинцетом.

Лем устало вздохнул. Не нравилось ему все это. Конечно, они не смогут установить убийцу Далберга, но найдут достаточно вещественных доказательств для того, чтобы разжечь всеобщее любопытство. А дело это проходит по линии национальной безопасности, и гражданским лицам нечего совать в него нос. Лем собирался положить конец расследованию.

Он надеялся сделать это, не приводя Уолта в ярость. Их дружба сейчас находилась перед лицом серьезного испытания.

Вдруг, разглядывая мешок с трупом, Лем понял, что форма тела какая-то странная.

— Головы не хватает, — произнес он.

— Вас, федералов, не проведешь, — сказал Уолт.

— Его обезглавили? — дрогнувшим голосом спросил Клифф.

— Идите сюда, — позвал Уолт, шагнув в соседнюю комнату.

Собственно, даже не в комнату, а большую кухню с ручным насосом для воды и старинной дровяной печкой.

Кроме головы, там не было других следов убийства. Но и этого было более чем достаточно. Она помещалась в центре стола. На блюде.

— Господи Иисусе, — прошептал Клифф.

Когда они вошли на кухню, полицейский

фотограф как раз делал снимки головы, фотографируя ее с разных сторон. Он еще не закончил, но отошел в сторону, чтобы им было лучше видно.

Глаза убитого отсутствовали. Их вырвали. Пустые глазницы чернели, как колодцы.

Клифф так побледнел, что веснушки загорелись на его белой коже, как искры.

Лема затошнило, не только из-за увиденного, но и от понимания, что этим убийством дело не кончится. Он гордился своими способностями руководителя и следователя, сознавал: никто не сможет вести дело лучше его. В то же время Лем не мог позволить себе недооценить противника или вообразить, что скоро положит конец этому кошмару. Для того чтобы выследить убийцу, ему понадобится много времени, терпения и везения. А за этот период появятся еще трупы.

Голова Далберга не была отрезана или отрублена. Ее или оторвали когтями, или отгрызли с помощью зубов.

У Лема внезапно вспотели ладони.

Странно… он не мог оторвать взгляда от пустых глазниц, как будто на него оттуда смотрели широко открытые неподвижные глаза.

По спине у Лема скатилась холодная капелька пота. Он испытывал страх, которого раньше не знал, — но не хотел, чтобы по какой-либо причине его отстранили от расследования. Для безопасности государства и общественности чрезвычайно важно, чтобы оно велось как надо, а Лем Джонсон знал: никто лучше его с этим не справится. И дело тут не в самомнении. Его безоговорочно признавали самым толковым работником, и он знал, что это так. Лем гордился этим по праву, и здесь не было места ложной скромности. Это было его расследование, и он должен был довести его до конца.

Родители воспитывали в Леме чувство долга и ответственности. «Чернокожему, — говорил отец, — необходимо выполнять свою работу в два раза лучше, чем белому, чтобы заслужить какое-либо доверие. И тут ничего такого нет. Ничего тут не возразишь. Это просто факт жизни. Можно с таким же успехом возражать зимой против холодной погоды. Вместо этого нужно просто посмотреть правде в глаза, работать с удвоенной энергией — и ты добьешься поставленной цели. А ты должен достичь успеха, потому что являешь собой пример для своих братьев».

Следуя наставлениям отца, Лем без остатка отдавал все свои силы любимому занятию. Он очень боялся неудач, и они редко посещали его. Однако когда какое-нибудь дело не «вырисовывалось» неделями, Лем впадал в глубокую хандру.

— Выйдем поговорим? — предложил ему Уолт, шагнув к открытой задней двери хижины.

Лем кивнул. Клиффу он сказал:

— Побудь здесь. Проследи, чтобы никто: ни патологи, ни фотограф, ни полицейские — ни один человек не уехал отсюда, не переговорив со мной.