Ангелы на льду не выживают. Том 2
Шрифт:
– Ну а что такого-то? Чего стесняться? Это жизнь. Или ты – или тебя. Тут все средства хороши. Галка специально следила за каждым шагом этого Вовы, о каждом промахе докладывала тренеру, Коле то есть. Жаловалась, даже подчас и подвирала, рассказывала то, чего не было.
– Например, что?
– Что Вова пьет. Нет, вы не подумайте, он действительно попивал, это правда. Просто, может, не так сильно и не так часто, как она говорила и как думал Коля с ее слов. Ну, короче, Галка давно уже спала с Колей, когда у Вовы случился конфликт с отцом какого-то мальчика, ученика. Конечно, Коля узнал и сказал: «Пока ты просто пил и приходил на тренировки
– А дальше что было? – с любопытством спросил Дзюба.
– Этот Вова поймал ее где-то возле женской раздевалки и орал, что она сука, что специально все это подстроила. Ну, Галя ему и сказала в глаза все, что думала. Типа, что в этом мире каждый за себя и каждый должен сам своей головой придумывать, как устраиваться. Что-то в этом роде.
Значит, Николай Носуленко Власова уволил. А Галина приложила к этому руку, причем приложила мощно. И претензии у Власова могли быть к обоим.
Но Николай погиб в Греции, и никакого отношения к его смерти бывший спортсмен иметь не мог. Галину застрелил при попытке ограбления какой-то рабочий. Застрелил из переделанного травматика…
Нет, все не то. Все не так. С самого начала все было неправильно. Информация, добытая по делу, собиралась бессистемно, без четкой направленности, и к сегодняшнему дню превратилась в огромную бесформенную кучу. А все потому, что у следствия было одно направление расследования, а у Дзюбы и адвоката – другое. Дальнейшая работа без Баглаева невозможна, но нужно составить убедительную цепочку аргументов, чтобы заставить его если не отказаться полностью, то хотя бы поставить под сомнение версию о виновности Валерия Ламзина.
Значит, придется начинать все сначала.
– Нам нужно собрать максимально полную информацию о Власове, – сделала вывод Каменская. – Вы правы, Антон, у нас действительно получилась каша из обрывков. Мы искали всех возможных кандидатов в подозреваемые, а теперь концы собрать не можем.
В саду «Эрмитаж», как раз напротив здания ГУВД на Петровке, было в этот час многолюдно. Сташис, Дзюба и Каменская неторопливо прохаживались от фонтана мимо памятника всем влюбленным до памятника Виктору Гюго и обратно.
– Но ведь все же очевидно! – горячился Роман. – Пострадали все, на кого этот Власов мог иметь зуб. Неужели следователю этого недостаточно?
– А мы не знаем, все или не все, – возразила Каменская. – И тренер Носуленко сюда не вписывается, он погиб при аварии. И, кстати, ваша Ефимова тоже не очень-то… Она убита ножом, в то время как по трем эпизодам у нас фигурирует огнестрел. С чего преступнику менять способ? Тем более, как вы сами говорите, у Власова алиби и на момент убийства Ефимовой, и на момент убийства Болтенкова. С такими сведениями вас следователь живьем зароет и будет, между прочим, прав. А алиби Власова на момент покушения на Ганджумяна проверили?
– Еще нет, проверяем, – откликнулся Антон.
– А по Галине Носуленко?
– Так это давно было, в октябре прошлого года, какое уж тут алиби, – вздохнул Дзюба. – Никто не вспомнит точно.
– Значит, для того, чтобы убедить вашего следователя, у нас есть только один факт: совершение двух убийств – Болтенкова и Галины Носуленко –
– А если таких оснований не появится? – пессимистично спросил Сташис. – Вот чует мое сердце, что они таки не появятся.
– Может быть, – вздохнула Каменская. – Все может быть. Тогда надо искать подпорки вашей версии в других местах. Именно поэтому я и предлагаю вам тщательно изучить весь спортивный путь вашего фигуранта Власова.
Оперативники проводили Каменскую до машины.
– Ты по приобретению ствола что-нибудь делаешь вообще? – строго спросил Антон, когда они остались одни.
Роман угрюмо кивнул. В основном этим занимался Федор Ульянцев, но он искал доказательства того, что травматический пистолет приобретал и переделывал Валерий Ламзин. А Дзюбе нужно было выяснить про Власова. Ему пришлось задействовать свои источники информации, но ведь у молодого опера их, как правило, немного. Так что источники источниками, а больше ножками, ножками…
– Я так понимаю, что «пусто-пусто», – усмехнулся Сташис. – Ладно, поехали по домам. Утро вечера мудренее.
Два следующих дня прошли у Дзюбы в такой беготне, что к вечеру, а точнее – к поздней ночи, он не только валился с ног, но и плохо помнил, что делал, где был, с кем разговаривал и – самое главное – что удалось узнать. Засыпал он с трудом, ворочался на своем диване, то и дело переворачивая подушку и с ужасом представляя себе грядущее утро: он проснется и не вспомнит ничего, и не свяжет факты воедино, и не нарисуется общая картинка…
На третий день утром он позвонил Антону и сказал, что появится к обеду. Без всяких объяснений. Этим и хороша работа опера: иногда можно ничего не объяснять даже ближайшему товарищу по работе. Роман посмотрел на висящий за окном термометр, убедился, что на улице тепло, надел новую темно-синюю футболку и старые любимые джинсы, сунул ноги в кроссовки и отправился к Тамиле Варламовне Аласания.
На этот раз дверь ему открыла сама журналистка.
– Проходите, – пригласила она. – А я ведь не удивилась, когда вы мне позвонили, Ромочка. Мне ведь можно вас так называть, да?
– Конечно, – смутился Дзюба. – Как вам удобно, так и называйте.
Да хоть Ромочкой, хоть Ромчиком, хоть Рыжиком – как угодно пусть называет, только бы оказалось, что она знает то, что ему так необходимо узнать.
– Почему вы не удивились?
– Я же помню, как вы меня слушали, – рассмеялась Тамила. – Открыв рот. Каждое слово ловили. А вот ваш товарищ меня совсем не слушал, ему было неинтересно.