Ангелы над Москвой
Шрифт:
— Не беспокойтесь. Нас, ученых, за нормальных никто и не держит…
Голос в голове рассмеялся, и Эулий тоже разулыбался.
— Надо же, — хохотал голос, — другой мир, другая галактика, а проблемы те же!
— Вы, простите, ученый?
— Ну, конечно же… Вот что, дружище Эулий: я вас прошу, проследуйте в свою личную каюту. А то со стороны вы производите странное впечатление, разговаривая и улыбаясь в помещении, где больше никого нет. Идите к себе. И мы продолжим общение.
— Но вы — не галлюцинация?
— Нет. Доказать?
— Да.
—
Эулий вжался в кресло, вцепился в поручни. Корабль ощутимо тряхнуло. Где-то что-то зазвенело, падая. Загудели аварийные сирены, но не высоким сигналом опасности для жизни корабля, а низким предупреждающим баритоном. И тут корабль тряхнуло еще раз.
— Достаточно, — сказал Эулий. — Я иду к себе.
В каюте голос зазвучал снова.
— Ложитесь, Эулий, будто бы спать. Сообщите, кому сочтете нужным, чтоб вас не тревожили.
Эльмадский ученый послушно разделся и забрался в постель.
— Постарайтесь лечь максимально удобно: ворочаться у вас возможности не будет, и не хотелось бы, чтобы тело пострадало от долгого пребывания в вынужденной позе.
Эулий лег на спину, протянул руки вдоль туловища.
— Так хорошо?
— Да, — ответил голос. — Теперь закройте глаза и расслабьте мышцы. Внутренним взором пройдитесь последовательно по всему телу, и прикажите каждому мускулу снизить тонус до минимума. Первоначально это потребует времени и усилий, но в дальнейшем все будет происходить за доли секунды.
— Вы полагаете, такие опыты станут у меня постоянными? — насмешливо поинтересовался Эулий, не слишком доверяя этому таинственному голосу, и подчиняясь ему по большей части из любопытства.
— Давайте диалоги оставим на будущее… Расслабились? Чувствуете, что все ваше тело неподвижно, и расшевелить его — значит нужно приложить недюжинные усилия?
— Да… — мысленно ответил Эулий. Он и в самом деле ощущал свое тело как некий неподвижный и очень комфортный кокон, в темноте которого сверкали, поблескивали и вспыхивали его собственные мысли. Эулий физически ощущал движение своих мыслительных процессов. При этом внешние ощущения почти отсутствовали — то есть они были, но где-то далеко, тихо и глухо.
Вновь зазвучал голос. Теперь он слышался близко и рельефно, как будто говорил человек, сидящий рядом в темноте.
— Глаз не открывайте. Попробуйте мысленно увидеть интерьер вашей каюты. Повнимательнее присмотритесь к светильнику. Он вас не слепит?
— Нисколько, — мысленно ответил Эулий и слабо удивился. Должен же слепить…
— А теперь все так же воображаемо поднимитесь вверх, приблизившись к светильнику как можно ближе, и посмотрите: что там на внутренней поверхности его плафона? Вас ведь всегда интересовало, как производственникам удалось добиться такого эффекта рассеивания.
— Интересовало, — усмехнулся про себя Эулий, — но только спросить все забывал…
— Вот и присмотритесь.
— Но ведь это будут лишь мои предположения?
— Что из того? Вы гляньте — и, возможно,
Эулий представил потолок каюты. Вот аварийный люк, он задраен, вот потолочный светильник. Ну-ка, поближе… Так… Толща стекла, оказывается, кристально прозрачна. А что на внутренней поверхности? Эулий попытался вообразить, как будет выглядеть стекляшка изнутри. И к своему удивлению увидел целый лес кристаллических деревьев, где каждая веточка оканчивалась аккуратным срезом, и на каждый срез был нанесен тонкий слой люминофора. Более того, располагался люминофор — это становилось видно, если хорошенечко присмотреться — маленькой чашей. Наподобие фотонного зеркала, только в миниатюре.
— Точнее, в микроминиатюре. Увиденное вами имеет микроскопические масштабы, и невооруженным глазом не видимо. А теперь отведите взгляд от плафона и взгляните со стороны на себя. Ну, как?
— Я и я… Ничего особенного.
— Вы присмотритесь, Эулий. Себя вы обычно видите только в зеркале, при умывании. Родинка, которая возле уха у вас… где?
— О, господи… Точно! В зеркале я вижу ее с другой стороны.
— В общем, Эулий, знайте: вы сейчас находитесь вне своего тела.
Лежавший дотоле неподвижно Эулий встрепенулся, глубоко и прерывисто вздохнул, распахнул глаза и пошевелил руками.
— Вы испугались и низринулись в тело, — снова из середины головы зазвучал голос. — Между тем, бояться нечего. Вот, вышли из тела. Вот, вернулись. Что страшного?
— Вы правы… Как вас, кстати, зовут?
— Ксаверий.
— Наши имена чем-то схожи…
— И даже сильнее, чем вы думаете, Эулий. Если вы снова решитесь выйти из собственного тела, и доверитесь мне, я покажу вам много нового, и вы многое осмыслите заново.
— Что за вопрос, — пробормотал Эулий одними губами, — если решусь!.. Ученый я или нет, в конце концов? Мне же любопытно… Ч-черт! Никак не получается!
— Позволите вам помочь?
— Если можно…
И не успел Эулий услышать последние слова, как мир вокруг и внутри него снова содрогнулся, как тогда, когда заработали предупредительные сирены, и он ощутил себя вне тела, снаружи, на свободе!
— Вы можете мне как-то показаться, Ксаверий?
— Конечно. Но вам будет легче меня увидеть, если мы покинем корабль.
Эулий почувствовал — или увидел, или ощутил — что он движется сквозь перегородки, помещения и наружные стенки корабля. Мгновение — и бездонная чернота космоса отверзла свои объятия и приняла душу эльмадского ученого.
Эулий взглянул перед собой, не понимая, вниз, вверх, вперед или назад он смотрит. Глубокий ужас и одновременный с ним восторг охватили его душу. Такого душевного подъема и такого наслаждения, понял Эулий, он не испытывал никогда, и никогда более от этих ощущений не откажется. Вся прежняя жизнь в теле — очень недурном, кстати сказать, теле! — представилась ему малозначительной. Все пережитые им удовольствия и неудобства стали вдруг одинаково мелкими и неважными. Теперь он был по-настоящему свободен и по-настоящему счастлив!