Ангелы по совместительству
Шрифт:
Интерес старшего пастыря Кунг-Харна Тай’Келли был понятен — наставлять молодежь на пути света полагалось именно ему. А вот староста светлой общины, Номори Каши вроде бы, беспокоился не по делу. Но это только на первый взгляд.
Недавно в Кунг-Харне случилось… нечто. Нечто, разбудившее дурную память, застарелый страх. И хотя причина бед, вроде бы, изжила себя, кому как не Номори знать, на что способны его сородичи, если дать им время подумать? Любые отношения властей и одаренных следовало держать под контролем.
Визит сразу не задался. Будить захворавшую племянницу Шу’Тимар не позволил.
Первым терпение потерял провидец.
Саиль давно уже не спала так сладко и безмятежно, если подумать, с того самого дня, как опустел их крумлихский дом. Пусть теперь она в далеком краю и будущее туманно, но рядом — близкие, а значит, не страшно ничего. Разбудило ее ощущение чьего-то присутствия — у кровати сидел Лучиано и виновато моргал.
— Там пришли… эти. Что им нужно, я понимаю, а правильно ответить — не могу.
Ах, да, империя, пастыри, хранители устоев (непонятно только — каких). Саиль поймала себя на мысли, что без их внимания чувствовала бы себя намного спокойней (Жуть! Еще немного и — в еретики). Провидцу-то легко, ему многочисленные са-ориотские традиции глубоко безразличны…
— Ты что, собираешься врать пастырям? — охнула девочка.
— Когда это я врал пастырям? — возмутился Лучиано.
Развивать тему не стали. Саиль жестом отослала мальчика из комнаты и стала одеваться.
Тетушка оставила у кровати чужие, но очень приличные вещи — шаровары, тунику, вышитый девичьими узорами халат (даже стыдно надевать такие, не смыв как следует дорожную грязь). Неприбранные волосы Саиль тщательно спрятала под платок (так лучше, чем светить грязными патлами) и придирчиво осмотрела себя. Из зеркала на нее глядела смутно знакомая девочка, смуглостью лица и облупленным носом напоминающая служанку. Хорошо, что тато этого не видит! А под рукой — ни румян, ни белил. Ну да ладно, гости сами виноваты, что не известили о своем визите заранее. Одно нарушение традиций на другое нарушение традиций, считай, не в чем не виноват. Саиль покидала женскую половину, твердо намереваясь утонченностью манер компенсировать затрапезный вид.
Не получилось.
Двое визитеров расположились в гостиной без должной степенности, до отвращения фамильярно. Один из них проявил достаточно уважения к дому, а вот другой даже не потрудился сменить на что-то приличное поношенный серый балахон. Вместо того, чтобы чинно вести с хозяином мудрую беседу, незнакомец рыскал по комнате, нашел колыбельку Пепе и теперь гадливо, одним пальцем ковырялся в пеленках.
— Мальчик — черноголовый, — брезгливо сообщил он.
Слова приветствия умерли на устах Саиль, в груди словно что-то зазвенело, но не натянутая струна, скорее — извлеченный из ножен клинок. Малютку, за свою крохотную жизнь потерявшего всех родных, хотели обидеть! Она шагнула вперед, оттесняя чужака от ребенка, поймала взгляд кунг-харца и твердо произнесла:
— Это. Мой. Брат!!!
Пастырь (а
— Гм… Да… Брат, конечно!
Второй гость круто заломил бровь. Лучиано успокаивающе сжал ее руку. Саиль стушевалась, вынула Пепе из колыбели и принялась нянчить (так ей было спокойнее). Какой позор! Куда делись ее манеры? Тато не уставал повторять: невоспитанность грозит потерей лица прежде всего самому грубияну, и не важно, кто первый начал. С этого момента она ни единым жестом не нарушит этикет!
Однако зло свершилось: через сознание девочки словно пролегла грань, по одну ее сторону остались семья и Лучиано, а по другую — весь остальной мир (и конкретно вот этот пастырь). О первых надо было заботиться, а вторых… убедить вести себя хорошо, любыми средствами. И в таком разрезе предложение врать пастырю уже не звучало еретическим.
В итоге, этот разговор превратился в шедевр недоговоренности и умолчания. Короткое и не совсем законное пребывание в Ингернике словно бы выпало из чреды событий и погрузилось в тень. Концы истории непротиворечиво соединились, оставив за скобками пророка и его пророчество. Очень серьезно и подробно Саиль рассказывала, как они с тато покинули Крумлих, потому что в городе стало тревожно. Тато поручил ее заботам очень хороших людей, живущих в доме с большим парком, там они с Лучиано и познакомились. Она каталась на пони, училась читать и писать на разных языках, но про родных не забывала! В какой-то момент желание навестить родственников стало непреодолимым и Саиль отправилась в путь.
— И те хорошие люди вас отпустили? — недоверчиво уточнил пастырь, с безопасного расстояния. Подвох он чуял, но в чем его суть — не понимал.
— Не стали мешать, — невинно уточнила Саиль, мысленно попросив прощения у сторожа. — Мне ведь было очень надо. К тому же мы подробно выяснили дорогу.
Правда, не у людей. Зато атлас оказался предельно подробным!
— И ваш уважаемый отец не запретил подобную авантюру?
— Мы поделились с ним нашими планами, — кротко улыбнулась девочка. — Но папа не мог поехать с нами, он снова работает.
И она не соврала, нет, просто не объяснила, работает — где и поделились — когда, а присутствующие не стали переспрашивать, самостоятельно достроив картину в уме. Это было хуже чем обман — сознательная, расчетливая манипуляция. Саиль почувствовала себя преступницей.
А вот дядя, узнав, что старший Амиши остался по ту сторону Серой Смерти, явственно повеселел. Интересно, в каких отношениях на самом деле состояли ее родные? То, что тато не ангел, Саиль уже поняла.
— Относительно вашего… гм… юного спутника. Он иностранец?
Дети коротко посовещались.
— Лучиано сказал, — вежливо объяснила Саиль. — Что родом с севера, но родные отослали его из дома три года назад. Они все сейчас далеко-далеко, в месте гораздо лучше, чем это. Но он не сирота! Лучиано надеется встретить в Кунг-Харне брата, отправившегося на заработки, тот должен вот-вот приехать.
Страшно представить себе, что вообразили о прошлом провидца все эти люди! Даже у пастыря лицо стало сочувствующим.
— По-моему, эту беседу надо заканчивать, — постановил дядя.