Ангелы приходят всегда
Шрифт:
Долговязый монах Давид усадил у костра подошедшего только что иеромонаха Серафима и забасил:
– Отец Серафим, расскажи, что там в Москве?
Иеромонах, с непривычки с трудом устроившись на неровном стволе поваленного дерева, ответил:
– В Москве я редко бываю. Я у себя за городом обычно. А в Москве у меня голова кругом. Насмотришься всякого…
– Ну, а вообще в России? – не отставал отец Давид.
– В России по-разному. У каждого свое: у одних щи без жиру, а у других жемчуг мелкий. Но и у тех, и у других, в основном, главный кумир – деньги. Вот это печально. Встречаются, правда, и духовно живые люди, с непромытыми мозгами, в том числе и молодые… А Православие сейчас переживает кризис: это, как при болезни, либо наступит выздоровление и прилив сил, либо – ухудшение и смерть. Жаль будет, если из Православия сделают дежурную служанку власти. Тогда – рот на замок. И сейчас-то бесстрашное пастырское слово слышится редко, а вот красивые, но пустые слова – сплошь и рядом. Где христианское исповедничество
– Такое не только в России, – грустно вздохнул монах Давид. – Христианство во всем мире переживает кризис. Вся эта секуляризация… Правда, отец? – обратился он к старцу Салафиилу.
– Да, аввочка, правда, – кивнул в ответ старец. Его иссохшее и кажущееся невесомым тело словно колебалось в неровных отсветах пламени. Седые пряди волос красиво лежали на плечах, а длинная клинообразная борода то и дело касалась головы совенка, на что тот, правда, не реагировал.
– Отче, – обратился к старцу иеромонах Серафим, – а что сегодня главное?
Старец Салафиил не отрывал задумчивых темно-карих глаз от костра, точно в его пламени видел незримое:
– Вы с отцом Давидом сами все сказали. Но если добавить… Мне видится, что чистота православной веры и евангельское неотмирное миросозерцание нуждаются сегодня в защите и самом бережном отношении. Атака на Православие идет по этим направлениям: теплохладность и всеядность в вопросах веры подменяют собой ревность о Боге, а любовь к благам мира сего и жестокосердие вытесняют нестяжательность и братолюбие. Если одним словом назвать главную опасность для христиан, то это сегодня – «обмирщение». Оно проникает во все без исключения православные юрисдикции, расслабляет сердца, и те, кто вчера горел евангельским светом, сегодня – как догорающие угли. Люди попробовали Православия, наелись им, увидели, что в устах их оно горькое, как желчь, и выплюнули. И невдомек им, что если потерпеть, то потом эта горечь станет сладкой, как мед. Куда там потерпеть!
По мере сказанного облик старца преображался. Согбенный годами старик распрямился и походил теперь на древнего пророка. Он вдохновенно продолжал:
– «Обмирщение» наиболее ярко проявляется в соглашательстве со злом и в религиозной всеядности. Компромиссы со злом, ради мнимой церковной пользы, особенно процветали в церковной среде в советское время. И сейчас они встречаются. Но главная опасность впереди: именно компромиссы со злом станут основой психологии большинства людей во времена антихриста. Истинная природа таких компромиссов – страх и человекоугодие. Мы сделаем уступку или скажем ложь один-единственный разочек, а гонители нас за это помилуют. Но яд отступничества и лжи, если вольется, то отравит все живое. Сегодня некоторые пытаются изображать из себя патриотов, но мы помним их вчерашние слова при советской власти, полные подхалимства, лицемерия и восхваления чуждых вер. К сожалению, слов покаяния от них так и не прозвучало. А ведь пока они человекоугодничали перед безбожниками, многие простые верующие за свою искреннюю веру сидели в лагерях. Но важно понимать и то, что если кто-то идет на предательские компромиссы, то это – его личный грех, а Церковь остается чиста. Потому что Православная Церковь – это Церковь мучеников и исповедников Христовых, а Русская Церковь – Церковь новомучеников! Сейчас как будто осудили политику соглашательства, но, как ты сам сказал, отец Серафим, бесстрашного пастырского слова не слышно. Будто мы живем не на грешной земле, а в раю и все у нас превосходно. А ведь пастыри призваны вести паству, оберегать, предупреждать, вразумлять, а мерзкие дела обличать, даже если эти дела творят власть имущие. Взять хотя бы такой больной вопрос, как преемственность нынешней власти. Сейчас очень быстро забывается, насколько безбожной, изощренно-сатанинской была коммунистическая власть и ее главный рычаг – КГБ. Сколько человеческой крови и слез, сколько разрушенных судеб, сколько поруганных святынь. Как издевались над людьми и ломали души! Сколько страданий и притеснений пережил тогда православный народ… Мне кажется, что просто сменить название, например, КГБ на ФСБ, недостаточно для того, чтобы изжить черное наследие. Мистическая связь и внутренняя преемственность остается. А это значит, что палач из ЧК, ГПУ, НКВД, КГБ остался и в ФСБ, только затаился и ждет своего часа, когда, наконец, вновь будет востребован. Здесь без ясного и недвусмысленного покаяния не обойтись. Все должно быть названо своими именами. Зло должно быть осуждено. Но кто об этом сейчас говорит? Наоборот, только и слышишь, прямо как в советские времена: «Миру – мир, мы за мир, да будет мир!» А Господь сказал: «Не мир принес Я вам, но меч!» Этим мечом каждый должен отсечь от себя зло и ложь, а тогда уж в душе будет мир, истинный мир и покой Христов. Иначе никак. Лучше честно умереть в бою, чем встать на колени перед сатаной и сочетаться с ним. Правильно православные греки-ревнители на своем черном знамени написали золотыми буквами «Православие или смерть». И все, кому дорог дух истинного Христианства, должны сегодня поднять это знамя и держать до конца. Святые отцы учат, что лучше умереть, чем согрешить. Вот в этом смысле на нашем знамени должно быть написано «Православие или смерть».
Послушник Александр снял с костра котелок с кашей и вскипевший чайник, заварил чай с листьями черники, достал из мешка ржаные сухари,
– Прошу прощения, батюшка, что перебиваю, – извинился послушник, – но все готово.
– Что ж, давайте помолимся и потрапезничаем, – улыбнулся отец Салафиил и отложил в сторону коробку с совенком.
После ужина, за чаем, беседа возобновилась.
– Ну, а под религиозной всеядностью, как я понимаю, подразумевается экуменизм? – обратился к старцу отец Серафим. – Хотелось бы уточнить. Ведь когда раньше наши православные экуменисты с папуасами перед жертвенными кострами чуть ли не отплясывали – это, конечно, никуда не годилось. Но сейчас они все объясняют необходимостью проповеди Православия. Такой ли уж грех?
– Прости, отец Серафим, – старец Салафиил положил руку на сердце, лицо его сделалось скорбным, – это уже со стороны наших экуменистов – явное лукавство. Псалмопевец сказал на все века: «Блажен муж иже не иде на совет нечестивых». Да, проповедь Православия нужна. Но настоящее свидетельство – это монолог, а экуменизм – это диалог, и православные экуменисты этого не скрывают. Возьми святых Германа Аляскинского и Николая Японского, они обращали в Православие сотни и тысячи без всякого экуменизма. Увы, многим почему-то не ясно, что поскольку антихрист будет всемирным правителем, то и церковь антихристова будет всемирной. И всякие там экуменические «Советы церквей» и межрелигиозные организации – это и есть прообразы и предтечи будущей церкви антихриста. Экуменическое движение может сменить свое название, но дело создания всемирной церкви антихриста будет продолжаться, и нам, православным, важно уже сейчас от этого дела устраниться. То же касается и вообще всей мировой глобализации. Все эти современные объединительные процессы рано или поздно приведут к всемирной империи антихриста. Потому так горько видеть, что некоторые наши ангелы Церкви – православные епископы увлекаются подобными веяниями.
– Но ведь они епископы… – неуверенно протянул иеромонах Серафим.
Старец вздохнул:
– Да, они епископы. Слава Богу, православные епископы будут всегда. Но нужно понимать, что епископы – это апостолы. Преемники апостолов. А среди апостолов находился и Иуда. Так и теперь… Мы должны выбирать православного епископа, а не Иуду, и держаться его.
– Отче, не слишком ли политизировано все это получается? – вновь спросил иеромонах Серафим.
– Нет, аввочка, церковная политика и дипломатия – это как раз то, чем глаголемые официальные церковные представители занимаются. А то, о чем мы говорим, то, о чем у нас сердце болит, – это исповедание веры. Правильная позиция в этих вопросах сегодня равняется верности Православию, а значит, верности Христу. Есть и другие не менее важные вопросы жизни христианина. Я размышлял… – старец закашлялся, достал платок и промокнул губы. Потом продолжил: – Простите, отцы, я поделюсь с вами сокровенным. Вспоминая пример святых, а также наставления моего аввочки-духовника, и еще исходя из личного опыта, я к таким выводам пришел. Вы уж не судите, я назвал это для себя канонами живой веры и по ним испытываю себя, свою совесть. Вот они: не терять свежести веры; смотреть на Святое Православие глазами ребенка и новообращенного; не стать религиозным обывателем; всегда чувствовать главное таинство веры – присутствие здесь и сейчас Живого Бога; непрестанно взывать ко Христу, как младенец к матери; верить до конца.
Замолчали. Совсем стемнело, в двух шагах уже ничего не было видно. В напряженной ночной тиши гулко потрескивали пылающие дрова, напоминая выстрелы.
– Интересно, что сейчас с отцом Лазарем? – прервал молчание иеромонах Серафим. – Где он теперь? Где инокиня Неонилла?
Старец Салафиил вздохнул:
– Нужно надеяться и молиться, много молиться. Остальное в Божиих руках.
Глава двенадцатая
ВЫХОДА НЕТ
Скоро рассвет, выхода нет,
ключ поверни и полетели.
Нужно вписать в чью-то тетрадь
кровью, как в метрополитене:
«Выхода нет». Выхода нет.
(«Сплин»)
Инок Лазарь прогуливался по дорожке, петлявшей между высоких сосен. Пахло лесом. Пожухшие стебли высокой травы напоминали о близком конце лета. Парило.
За несколько дней он хорошо изучил территорию закрытой спецдачи ФСБ, куда его привезли после разговора с «серым человеком».
«Выхода нет, – размышлял Лазарь, – Получается, я впрямь должник "конторы". Они спасли Неониллу, они спасли меня… Посоветоваться бы со старцем. Но как? Комитетчики, разумеется, знают про пустынников и отца Салафиила, но специально им напоминать про старца и братию не хочется. С другой стороны, кто знает, правдива ли информация, которую я видел в телесюжете? Где Неонилла? Действительно ли ее освободили, жива ли она? "Серый" обещал сегодня привезти подтверждение, но устроить мою встречу с Неониллой категорически отказался. Все это странно… Бежать? Но тогда нужно так плотно лечь на дно, что ни отца Салафиила, никого из церковного круга увидеть не придется. А как жить без них? С другой стороны, работать на ФСБ – это тоже значит не вернуться в пустыню. Неизвестно еще, чем в этом случае заставят заниматься».