Англия и Англия
Шрифт:
— А мы тоже в Лондон, — сказала женщина.
— Вот как, вы тоже в Лондон.
«Остановись!» — приказывал он себе. По лицу его расползлась расслабленная, идиотская улыбка, язык сделался большой и тяжелый. Он закрыл глаза и стал звать на помощь Чарли, но чрево его только сладко урчало в подмучивающей теплоте. Тогда он закурил, ища поддержки у сигареты; наблюдая за движениями своих рук, он услышал шепчущий ему в самое ухо голос: «А на лилейных перстах высокообразованного джентльмена давно пора подрезать ногти».
Внутри у него все застыло, он потерял всякую власть над собой, ему казалось, он вот-вот сползет с сиденья на пол.
— Лондон большой город, приезжим в нем трудно, — сказала женщина.
— Зато хорошая перемена обстановки, — напряг последние силы Чарли.
— Вот уж верно, вот уж верно! — прощебетала женщина в восторге, что наконец-то завязался настоящий разговор. Она откинула свою маленькую седенькую головку на кожаный валик, и от блеска кожи у Чарли зарябило в глазах, он перевел взгляд на обложку журнала, но снова его зрачки пронзила боль. Чтобы утишить ее, он стал смотреть в грязный пол.
— Приятно иногда вырваться из привычной обстановки, — сказал он.
— Вот-вот, так и я говорю мужу, правда, отец? Надо иногда уезжать из дому. Дочь у нас замужняя, живет в Стрэтхеме.
— Родные — это великое дело.
— Только если разобраться, больно с ними много хлопот, — заметил мужчина. — И не спорьте, никуда от этого не денешься. — Мужчина склонил голову к плечу и с вызовом глядел на Чарли, надеясь, что тот возразит.
— Если, конечно, разобраться, то никуда от этого не денешься, это уж точно. — Чарли с интересом ждал ответа.
— Нет, я считаю, нельзя весь век сидеть сиднем, надо и на людей иногда посмотреть, — сказала женщина.
— Надо-то надо, — проворчал муж, уступая, — да все это денежек стоит, уж об остальном я и не говорю.
— Нет, вы неправы, нужно иной раз позволить себе маленькое развлечение, — солидно возразил Чарли, — а то что ж получается?
— А я что говорю, я что говорю! — так и всколыхнулась старушка. — Я все время говорю отцу: почему иной раз не позволить себе маленькое развлечение, что же тогда получается?
— Конечно. Жизнь ведь у нас такая однообразная, — говорил Чарли, наблюдая за медленно опускающимся на сиденье журналом. Девушка сложила маленькие руки в коричневых перчатках на обтянутых кофейным сукном коленях и в упор глядела на него. Он встретил горящий взгляд ее голубых глаз и быстро отвернулся.
— Так-то так, — продолжал мужчина, — но опять же скажу: надо знать меру, вот вам мое мнение.
— Это верно, — подтвердил Чарли. — Что верно, то верно.
— Конечно, кое-кто может себе все позволить, есть такие люди, но нам надо сначала все хорошенько обдумать
— Да брось, отец, ты же сам радуешься, когда приезжаешь к Джойс. Вот погоди, усадит она тебя в твое любимое кресло в уголке, подаст чаю в любимой чашке, разве плохо тебе будет?
— Хм, — тяжело заворочал головой старик, — а пока нам тут приходится трястись. Что, скажешь нет?
— Ну, — качнул головой Чарли, чувствуя, что она у него вот-вот оторвется, — ну, если все сначала хорошенько обдумать и подсчитать, тогда конечно! Все это так и получается, не говоря уж об остальном.
Женщина открыла было рот, но не решилась ничего сказать и отвела свои маленькие блестящие глазки. Лицо ее начало краснеть.
— Раз человек к чему-то привык, тогда, конечно, нечего и говорить, я считаю, но с другой стороны, если поглядеть… — захлебывался Чарли, мотая головой как заведенный.
— Довольно, — прервала его девушка высоким зазвеневшим голосом.
— Это вопрос принципа… — еще успел сказать Чарли, но голова его уже перестала качаться и мельтешение перед глазами кончилось.
— Если вы сейчас же не прекратите этот балаган, я попрошу кондуктора вывести вас. А вы, — обратилась девушка тоном оскорбленного достоинства к пожилой чете, — разве вы не видите, что он смеется над вами? — И она снова взялась за журнал.
Старики подозрительно поглядели на Чарли, потом неуверенно друг на друга. Лицо у женщины было красное, глазки взволнованно горели.
— Я, пожалуй, вздремну, — недовольно буркнул старик, устроил поудобнее ноги, прислонил голову к заднику и закрыл глаза.
— Извините, — бормотал Чарли, с трудом выбираясь через ноги мужчины и женщины в коридор, — извините… простите, пожалуйста…
В коридоре он прислонился к стенке возле двери купе и зажмурил глаза. Стенка тихонько дрожала на ходу, толкая его в спину. По лицу его текли слезы, в горле бессильно барахтались не находящие выхода слова, поток жалких, ненужных извинений.
Раздался шум отодвигаемой рядом двери, потом шорох одежды остановившегося возле него человека.
«Если это та стерва, я ее убыо», — тихо сказал спокойный, ясный голос из-под диафрагмы.
Оп открыл горящие ненавистью глаза и увидел перед собой старушку. Она участливо глядела на него.
— Простите, — угрюмо выдавил Чарли, — простите меня, я никак не хотел…
— Ничего, сынок. — Она мягко положила свои красные, узловатые руки на его судорожно сжатые локти и осторожно развела их. — Не надо так переживать, будет.
Почувствовав, как все в нем взвилось на дыбы от ее прикосновения, она отступила на шаг, но не сдалась:
— Нет, сынок, нет, нельзя так. Всяко в жизни бывает, и надо с этим мириться, нельзя отчаиваться.