Английские народные сказки
Шрифт:
Зарезали старую свинью, вынули у нее сердце, и на другой вечер Питер понес его в хижину на холме.
Вещунья сидела в кресле у огня и читала огромную книгу. Она не подняла головы, а Питер положил свиное сердце на стол и сказал:
— Вот, я принес сердце того, кого люблю больше всего на свете. Годится?
Старуха оторвалась от книги.
— Без ног, а бежит — что такое? — спросила она. — Ну-ка ответь!
— Без ног, а бежит? — переспросил Питер, почесал затылок и стал думать.
Думал-думал,
— Вот что я скажу. Не знаю я, и все тут!
— Ну, выходит, ты принес не то, что я велела, — сказала старуха. — Забирай, что принес, и уходи.
Бедный Питер взял свиное сердце и повернул домой.
Вот подошел он к своему домику, видит — у дверей толпа собралась, женщины плачут. Питеру сказали, что мать его занемогла и сейчас лежит при смерти. Он вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Старуха уже совсем ослабела, и Питер понял, что теперь ей ничем не поможешь. Стал на колени у кровати и взял руку матери.
— Простись со мной, сыночек, — зашептала мать. — Скоро я тебя покину. Но ты ведь уже побывал у вещуньи и, должно быть, поумнел немножко, так что теперь сможешь сам о себе заботиться.
У Питера не хватило духу сказать матери, что ничуть он не поумнел — даже загадку вещуньи разгадать не смог. Он только поцеловал мать и сказал ей:
— Все равно, мама, я буду горько тосковать по тебе. Прощай, мама, милая! Прощай.
— Прощай, сынок, — сказала старуха. Улыбнулась Питеру, закрыла глаза и умерла.
Долго стоял Питер на коленях у ее постели и все плакал и плакал, никак успокоиться не мог. И тут он вспомнил, как мать о нем заботилась, как ухаживала за ним, когда он был маленьким, как лечила его ссадины и ушибы, как чинила ему одежду, кормила его и разговаривала с ним по вечерам.
«Как же мне теперь жить без нее? — думал он. — Ведь я любил ее больше всего на свете».
И тут он вспомнил слова вещуньи. «Принеси мне, — сказала она, — сердце того, кого ты любишь больше всего на свете».
— Нет, ни за что, ни за какой ум! — воскликнул Питер.
Но на другое утро он сообразил, что можно и не вынимать сердце у матери, а просто отнести ее на холм к вещунье. Ведь как раз теперь ему особенно недоставало умной головы на плечах.
И вот положил Питер свою мать в мешок и отнес ее на холм. Не тяжелая оказалась ноша — покойница была маленькая, щупленькая, а у Питера силы хватало на двоих. Внес он мать в хижину к вещунье и сказал:
— Ну, теперь я вам принес то, что мне дороже всего на свете. Вот моя покойная родная мать. Так что прибавьте мне ума, как обещали.
— А ты вот что скажи мне, — промолвила мудрая вещунья. — Что такое — желтое, сияет, а не золотое?
— Желтое, сияет, а не золотое?.. —
Но, хоть убей, не мог придумать ответа и, наконец, сказал:
— Не знаю.
— Ну так и нынче не поумнеешь! Да ты, я вижу, и впрямь простачок. Должно быть, так никогда и не наберешься ума.
Питер взвалил на спину мешок с матерью и вышел. Но домой ему возвращаться не хотелось — очень уж тяжко было у него на душе. Сел он у дороги и горько заплакал.
Вдруг кто-то окликнул его нежным голосом. Он посмотрел, видит — стоит хорошенькая девушка и с ласковой улыбкой глядит на него.
— Что с тобой? — спросила она. — Такой здоровый детина, а плачешь!
— Я простачок, — ответил Питер, — ума в голове не хватает. А тут еще горе навалилось — мать моя умерла, оставила меня одного-одинешенька. Как же мне теперь жить-то — ума не приложу! Кто будет меня кормить, и одежу мне шить, и на базар ходить? А горше всего, что некому теперь поговорить со мной да утешить меня в беде.
— Я тебе помогу, — сказала Дженни — так звали девушку. — За таким простачком, как ты, присматривать нужно. Хочешь, я пойду с тобой и буду о тебе заботиться?
— Ну что ж, пожалуй, если тебе так хочется, — ответил Питер. — Только ты сама скоро увидишь, что я дуралей, каких мало, да таким и останусь, если не удастся как-нибудь ума себе нажить.
— Это ничего! — сказала Дженни. — Как говорится: чем глупее жених, тем покладистей муженек. Хочешь взять меня в жены?
— А стряпать ты умеешь? — спросил Питер.
— Конечно! — ответила Дженни.
— А шить и штопать?
— Ну еще бы!
— А считать яйца? А складывать фунты, шиллинги и пенсы?
— Умею, все умею!
— Что ж, если ты согласна выйти за меня, — сказал Питер, — я на тебе женюсь.
И они пошли в деревню вместе.
Вот схоронили мать Питера; поплакала по ней деревня, а потом Питер и Дженни обвенчались и зажили вместе в его домике.
Как ни прост был Питер, а вскоре уразумел, что жена ему досталась на славу. Она стряпала и шила, чинила и мыла, да все так весело и охотно, а главное — умела позабавить Питера и шуткой и лаской.
Правда, и Питер оказался неплохим мужем. Он тоже работал весело и хорошо. Лишь бы думать не приходилось, а то все ему было нипочем — и тяжелые ноши и длинные дороги. Короче говоря, молодые чувствовали себя самыми счастливыми и довольными во всей деревне.
— Знаешь что, Дженни! — сказал как-то вечером Питер. — Я понял, что тебя я люблю больше всего на свете.
И тут его словно осенило.
— Слушай, — продолжал он, — неужто вещунья хотела, чтобы я тебя убил и твое сердце ей принес? Как ты думаешь, Дженни, неужто она это самое и думала?