Английский пациент
Шрифт:
– Что там происходит?
Кип смотрит с осуждением, он словно отделился ог этого мира, по смуглому лицу катятся слезы. Дернувшись, он стреляет в старый фонтан на стене (гипс рассыпается по кровати), затем поворачивается и наводит автомат на англичанина. Он начинает дрожать, потом пытается собраться.
– Опусти автомат, Кип.
Он резко откидывается к стене и перестает дрожать. В воздухе все еще кружится пыль от выстрела.
– Все эти последние месяцы я сидел вот здесь, у изножия вашей кровати, и слушал вас, дяденька. И в детстве я делал то же самое, впитывая все, чему меня учили
Я вырос в стране, где соблюдают традиции, а позднее был вынужден гораздо чаще сталкиваться с традициями вашей страны и привык к ним. Ваш хрупкий белый остров [109] своими традициями, манерами, книгами, префектами и логикой так или иначе изменил остальной мир. Вы хотите точного соблюдения правил понедения. Я знал: если возьму чашку не теми пальцами, меня прогонят. Если неправильно завяжу галстук, меня проигнорируют. Что дало вам такую силу? Может, корабли? А может, как говорил мой брат, то, что у вас были писаная история и печатные машины?
109
Старинное название Англии – Альбион – происходит от латинского слова «алба» (белый), отображающего цвет меловых скал Дувра, обрывающихся в пролив Па-де-Кале, через который проще всего попасть на этот остров с европейского континента.
Сначала вы, а потом американцы обратили нас в свою веру своими миссионерскими правилами. И солдаты-индийцы умирали, как герои, и могли считаться «полноценными». Вы ведете войны, словно играете в крикет. Как вам удалось одурачить нас и втянуть в это? Бог… послушайте, что вы сделали…
Он бросает автомат на кровать и подходит к англичанину. Детекторный приемник свисает с пояса. Отстегнув его, он надевает наушники на обгоревшую голову пациента. Тот морщится от боли, но сапер не обращает на это внимания. Затем он возвращается и берет автомат. Он видит Хану у двери.
Они сбросили бомбу, а потом еще одну. Хиросима и Нагасаки.
Он поворачивает дуло к окну. Ястреб в небе над долиной как бы преднамеренно попадает в прицел его автомата.
Он закрывает глаза, и перед ним встают азиатские улицы, объятые огнем. Огонь катится по городу жарким ураганом, сжигая его, словно бумажный лист карты, испепеляя тела на своем пути, которые тенью исчезают в воздухе.
Он снова содрогается, будто в ознобе тропической лихорадки, от такого «мудрого достижения» Запада.
Он наблюдает за английским пациентом, который внимательно слушает то, что говорят в наушниках. Прицел автомата движется по его носу, ниже, к адамову яблоку, несколько выше ключиц. Кип задерживает дыхание. Рука тверда, цель выверена точно.
Тогда англичанин переводит взгляд на него.
– Сапер.
В этот момент в комнате появляется Караваджо и направляется к ним, но приклад, летя по дуге, толкает его в грудь, как тяжелый удар лапы зверя. А потом, завершая движение, которому его обучили в казармах Индии и Англии, Кип снова берет в прицел шею обгоревшего
– Кип, давай поговорим.
Но его лицо заострилось и затвердело. Сдерживая слезы и ужас, он глядит вокруг, на людей рядом, в друтом свете. Наступит ночь, будет туман, но темные глаза молодого воина не выпустят нового обнаруженного врага из поля зрения.
– Мой брат говорил мне. «Никогда не забывай о Европе». Он говорил: «Никогда не подставляй ей спину. Дилеры. Вербовщики. Картографы. Никогда не доверяй европейцам. Никогда не здоровайся с ними». Но мы… О, нас так легко увлечь! Мы поддались на ваши речи, награды и церемонии. Что я делаю эти последние годы? Отрезаю провода, обезвреживаю дьявольские штуки. Зачем? Чтобы это случилось?
– Что случилось? Господи, да скажи же нам, наконец!
– Я оставлю вам радио, где вам будет преподан урок истории. Не двигайся, Караваджо. Все эти высокопарные речи королей, королев и президентов… абстрактные рассуждения о цивилизации и о коричневой чуме, которая ей якобы больше не угрожает. А вы послушайте, чем это пахнет. Послушайте радио и почувствуйте торжество в интонациях… В моей стране, когда отец нарушает справедливость, вы должны его убить.
– Ты не знаешь, кто и в чем сейчас конкретно виноват. Ты не должен осуждать этого мужчину. Разве ты знаешь доподлинно, кто он такой?..
Сапер держит в прицеле автомата шею пациента, потом приподнимает дуло чуть-чуть – теперь оно направлено на глаза.
– Сделай это, Кип, – говорит Алмаши.
Взтляд сапера встречается со взглядом пациента в этой полутемной комнате, которая заполнилась событиями, происходящими в мире.
Лежащий кивает.
– Сделай это, – спокойно повторяет он.
Кип разряжает автомат и ловит патрон, когда тот начинает падать. Потом бросает оружие на кровать, словно змею, у которой забрали яд. Боковым зрением он видит Хану.
Обгоревший человек медленно стягивает наушники с черной головы и кладет их перед собой. Потом поднимает левую руку, выдергивает слуховой аппарат и бросает его на пол.
– Сделай это. Кип. Я ничего не хочу больше слышать.
Он закрывает глаза и уплывает в темноту, подальше от этой комнаты.
Сапер прислоняется к стене, руки сложены, голова опушена вниз. Караваджо слышит, как он дышит, быстро и тяжело; шум воздуха в ноздрях напоминает работу поршня.
– Он же не англичанин.
– Какая разница – американец или француз, мне наплевать. Когда вы начинаете бомбить желтую расу, вы англичане. У вас был король Леопольд в Бельгии, а теперь появился этот проклятый Гарри Трумэн в США. А всему вы научились у англичан.
– Нет. Он ни при чем. Это ошибка. Из всех людей он, возможно, единственный, кто тебя понимает.
– Он скажет, что и это не имеет значения, – говорит Хана.
Караваджо сидит на стуле. Ему вдруг приходит в голову мысль, что он всегда сидит на этом стуле. В комнате слышится скрежет детекторного приемника, голос диктора все еще что-то говорит. Дэвид не может повернуться и посмотреть на сапера или на расплывчатое пятно платья Ханы. Он знает, что молодой солдат прав. Они бы никогда не сбросили такую бомбу на белую нацию.