Анино счастье
Шрифт:
– Пап… Ты опять с утра принял, что ли?
Тебе ж нельзя, ты что?
– Да знаю, знаю, что нельзя… Просто мне так легче, дочка. Замучил я вас всех…
– Да чем ты нас замучил-то, господи?
– Ну как чем… Думаешь, легко у своей бабы на шее сидеть, да? Она вон в полторы смены вкалывает, а я дома сижу, как старый трухлявый пень…
– Ничего себе пень! А в своем хозяйстве что, работы меньше, что ли?
– Нет, не меньше. Только денег за нее не платят. У мамы вон завтра день рождения, а мне и подарить ей нечего. На какие шиши я тот подарок куплю? У меня пенсия
– Так давай я дам…
– Не, не! – проворно замахал он на нее руками. – Еще чего! Чтобы я у родной доченьки еще и денег клянчил! Не бывать этому!
Лицо у него при этом сделалось такое испуганное, будто его уличили в чем-то совсем уж постыдном. Почувствовав то ли досаду, то ли жалость, быстро склонилась над тарелкой, зачерпывая ложкой щи и торопливо отправляя их в рот. Горячие! Так обожгло глотку, что слезы сами невольно из глаз брызнули…
– Осторожно, Анют! – сунулся к ней через стол отец и зачем-то по спине ладонью похлопал, будто она подавилась. – Холодной водички дать? Что ж ты так неосторожно-то…
– Ничего… Ничего, пап… Сама виновата… – просипела она через полуулыбку, махнув рукой.
– А ты сметанки, сметанки добавь! – быстро рванул он к холодильнику, доставая банку с домашней сметаной. Поставил ее перед ней, глянул в глаза искательно: – Со сметанкой не так горячо будет…
И опять ей сделалось неуютно от этой его торопливости, и жалость куда-то ушла, снова уступив место невольному раздражению. Нет, ну чего он так суетится, в самом деле? И преданность эта в глазах… Собачья какая-то.
– Пап… А гостей завтра много будет? Опять полный дом?
– Так наверное… Родню надо позвать, соседей… И с работы люди придут. Ты же знаешь, как маму на производстве уважают!
– Ой, да какое там производство, на птицефабрике! Тем более она к нему никакого отношения не имеет. Она ж всего лишь ветврач!
– Почему – ветврач? Она, между прочим, начальник лаборатории!
– А… Ну, извините… Это, конечно, меняет дело…
– Анют… Ты что, не в духе сегодня, да? Неприятности какие на работе?
– Да нет у меня никаких неприятностей! Просто… Погода плохая, дождь идет. Оттого и настроение скверное. Ты извини, пап…
– Да ничего, дочка. Так всегда и бывает – сегодня плохое настроение, а завтра, глядишь, хорошее будет. Завтра праздник у нас, пир на весь мир закатим! Я салатов нарежу, пирогов напеку, вкусного холодца наварю… Леха твой любит холодец, я знаю.
– Пап, ну какой он тебе Леха? Не зови его так! У него нормальное имя есть – Алексей, Алеша…
– Да? – снова посмотрел он на нее виновато. – Ну ладно, как скажешь… Просто привыклось этак-то, по-свойски. Мы ж его с малолетства знаем, Леху-то. Все Леха да Леха…
– Ладно, пап, пошла я. Спасибо за обед, – сердясь на себя, быстро поднялась она из-за стола.
– Так не поела ж ничего…
– Наелась, спасибо.
– А чай?
– Не хочу. Да и некогда уже. У меня еще два вызова, потом прием в поликлинике. До завтра, пап…
– До завтра, доченька! Да, вот еще что…
– Что, пап?
– Ты маме подарок еще не покупала?
– Нет…
– А ты купи ей,
– Да, пап! Да, куплю обязательно! Спасибо, что подсказал… Я пойду, пап…
Она почти бегом выскочила с родительского двора, быстро пошла по улице, подставив лицо мелкой холодной мороси. Кто-то прошел мимо, кивнул головой, и она поздоровалась, улыбнувшись автоматически. Нет, зачем она к отцу заходила? Только еще больше расстроилась. Да еще и с собой толком не справилась, раздражаться начала. Все-таки жалость – плохое чувство. Когда его много, всегда в конечном итоге раздражением оборачивается.
Мерзкое, кстати, состояние организма – раздражение. «Новопассита» на ночь попить, что ли? Хотя нет, не спасет… От безысходности одинцовской жизни уж точно не спасет. И что это вдруг нынешней осенью на нее накатило? Ну, Одинцово, ну, жизнь. Да, ожидать от нее больше нечего. Не будет больше ни больших планов, ни радостей. И ладно. Какие уж такие радости… Хорошо маме – она хоть ботикам с кнопочками обрадуется «за полторы тыщи, бешеные деньжищи», и на том спасибо…
В грустной задумчивости она чуть не прошла домик веселой вдовушки Мани Блинковой. Очнулась, когда из-за огородной изгороди вдруг возникло женское лицо в платочке, и любопытный голос окликнул:
– А вы, поди, из поликлиники, к Маньке, поди, идете?
– Да, я к Блинковой по вызову, а что? Ее дома нет?
– Да куда ж она денется, дома сидит, конечно… И не надоело вам туда-сюда к этой бесстыжей морде прохаживаться?
Женщина за изгородью явно жаждала интересного для себя разговора, так и распирало ее про Маньку посплетничать! Не дождавшись ее реакции на инсинуацию относительно Манькиной «бесстыжей морды», торопливо, взахлеб продолжила:
– Она ить, Манька-то, дурит вас по-черному, а вы все ни в одном глазу! Ей-то что, ей лишь бы не работать! Третьего дня опять гулянку с мужиками в доме устроила… И ладно бы с холостыми какими, так нет же, все норовит женатых с толкового пути сбить! Прямо как медом у ней в дому намазано… Я уж дочке своей наказала – смотри, говорю, за мужиком-то… Сплошные безобразия эта Манька творит, а вам и дела нет!
– Ну, с этим вопросом не ко мне, пожалуйста. Относительно безобразий вам, наверное, к участковому надо.
– Ну да, будет он с ней разбираться, как же… Он и сам у Маньки любимый гость… А вот вы зря, зря ей потакаете!
– Да чем же я ей потакаю?
– А зачем по всякому разу больничный выписываете? Думаете, она и впрямь такая больная, да? Давление, думаете, у нее, да? Гипертония? Да знаю я, как она себе это давление отчебучивает! Сделает по огороду двадцать кругов бегом, потом кофею три стакана жахнет, вот и давление! Я сегодня утром сама видела, как она вокруг огорода наяривала! А вы уж и рады стараться!