Анизотропное шоссе [СИ]
Шрифт:
Поспать удалось часа четыре, не более, разбудил далекий лай чертовых псов. Так что вместо завтрака — я на сосну, знакомиться с последними событиями «политической и культурной жизни» карельской глубинки.
Для начала осознал навигационную ошибку: вместо более-менее короткого пути к деревне поперек озера в потемках я взял западнее и пересек добрую его половину вдоль. Не зря ночью удивлялся, как на пути возникли ни много, ни мало, а шесть проливов между островками в сотню-две метров шириной каждый. Второй факт не удивил, но расстроил: погоня не прекратилась. Местное население, расстроенное пустым расходом боеприпасов, не поверило в мое утопление — с покинутого мною ночью берега в небо тянулись сизые космы дыма. Несколько лодок, хорошо хоть исключительно весельных, бороздили озера, вооруженные до зубов граждане обыскивали ближайшие островки.
— Кашу варите, су..и, — сглотнул я слюну. — Жаль, не добрался до ваших хибар ночью! Надолго бы запомнили,
Напрасно ждать от почуявших пот и кровь сельчан прекращения охоты. Конечно, непосредственной угрозы они пока не представляют, но в этой фразе самое важное слово «пока». Позавтракают, найдут следы моего пребывания на островках, сделают выводы да перебросят активистов на лодках в мою сторону. Или того хуже, позовут на помощь чекистов, с меня хватит и одного наряда с ищейкой. С тревогой я обернулся на закат, как ни велик теперешний остров, досидеть на нем до ночи будет непросто. Да и нет тут нормальной темноты, видимость одна. Конечно, издалека, да на фоне леса или камней скрыться можно, а вот на открытой воде все видно почти как в пасмурный день, ну или в лучшем случае вечер. Выставят реденький заслон на двух-трех лодках, не прошмыгнуть.
Но удача не подвела. На север к материку тянулся широкий перешеек. А еще километром далее бесконечное озеро заканчивалось вовсе. И там можно было без всякого бинокля разглядеть устье реки!
— Вот и моя разлюбезная Поньгома нашлась! [67] — не смог я сдержать радостного шепота. — Иду к тебе, о, спасительница!
К моему огромному сожалению, уже от самого озера река изрядно сузилась со времени нашей прошлой встречи и напоминала, скорее, крупный ручей. Но если верить намагниченной стрелке и солнцу — по-прежнему вела меня на запад по местам, не слишком обезображенным присутствием человека. Только ближе к вечеру, чуть живой от усталости, я убедился, что на свете ничего нет вечного. После более чем двадцати километрового марш-броска Поньгома закончилась крохотным, всего метров ста в диаметре, но невероятно прекрасным озерком. Гигантской голубой слезой оно лежало между невысоких, покрытых мхом и мелколесьем скал, как бы говоря мне: «Прости и не забывай!».
67
ГГ ошибается, на сей раз он видит не Поньгому, а Кукшручей. Впрочем, разница невелика.
Как ни гнал вперед страх погони, расстаться с путеводной ниткой оказалось выше моих сил. А еще меня задержал прощальный подарок: совсем рядом со стоянкой вода подмыла корни камыша [68] так, что эти толстые и упругие палки толщиной с большой палец буквально просились в руки. Пришлось выломать, очистить, откусить… И еще раз, и еще! Невероятно, но новое блюдо оказалось куда вкуснее остоп…шей за две недели сосновой коры! Немедленно организовал массовую заготовку продукта, заодно попробовал сварить кашу и запечь. Первый способ дал никчемную безвкусную субстанцию. Зато второй…
68
На самом деле данное растение (с темно-коричневыми початками на вершине) называется рогоз. Корневища содержат около 15% крахмала и 2% белка, из них делают муку и едят печеными. Молодые побеги варят, по вкусу они напоминают спаржу.
Настоящая печеная картошка! Да с жареной рыбой! Карельский аллклюзив, хоть отель открывай! Если б не проклятая погоня, остался б тут недели на две, никак не меньше!
Ночевал рядом, на краю невесть откуда взявшейся песчаной отмели, под тихое, едва слышное журчание воды, утекающей вниз, к далекому Белому морю.
Проснулся от странных звуков и, открыв глаза, увидел славную рыжую белочку, прыгавшую в паре метров над моей головой. Ее забавная острая мордочка, резкие уверенные движения, блестящие глазки, пушистый хвостик, комичная смесь страшного любопытства и боязливости заставили меня неожиданно для самого себя весело рассмеяться. Испуганная зверюшка с тревожным чоканьем мгновенно взвилась кверху и там, на безопасной по ее мнению вершине, поблескивая на солнышке своей рыжей шерстью, перепрыгивала с ветки на ветку, недовольно ворча и наблюдая за незваным гостем.
Пустяк, но напряженность прошлых дней сняло как рукой. Сама по себе возможность свободного существования совершенно беззащитного существа помогла мне ощутить себя не загнанным и затравленным, а молодым, полным жизни диким зверем, наслаждающимся интересной бодрящей игрой в родном лесу. С новым приливом бодрости я вскочил на ноги, и подобно древней обезьяне из мультика, не таясь, забарабанил кулаками в свою грудь, громко смеясь над глупыми охотниками.
Уже через час, после шикарного завтрака, я выбрался на высокий гранитный гребень, и, привалившись
69
Озеро Поньгома. Потерянная ГГ одноименная путеводная река впадает в него с юго-востока, в то время как он сам вдоль ручья пришел с северо-востока.
70
Деревня Трифонова ваара, на сегодня покинута.
— Так вот, какой он, бонусный левел имени экономической контрреволюции в Донбассе, [71] — припомнил я одну из последних передовиц, прочитанных в Кемперпункте. — Жаль тут засейвиться нельзя.
Места вдоль берега нового озера оказались обжитыми, не в пример дикой природе на пути вдоль реки удачи. Прежде следы присутствия человека попадались пару-тройку раз за день, и то, полустертые прошедшими годами. Тут же на каждом шагу кострища, мусор, обгоревшие жестянки, пни от срубленных деревьев, на прибрежных камнях или песке полосы выволоченных с сетью водорослей. Тропы плотно утоптаны сапогами и лаптями, да еще не в один ряд. Парой километров к северу я вообще нашел (и счел за лучшее сразу потерять) лесное шоссе, то есть широкую тропу, проходимую лошадью с телегой… И не один раз в день, судя по отпечаткам копыт, сапог и комьям навоза.
71
«Делу об экономической контрреволюции в Донбассе», оно же «Шахтинское». Слушания проводились с 18 мая по 6 июля 1928 года. Считается первым масштабным процессом «специалистов — вредителей», ознаменовало переход от НЭПа к «социалистическому наступлению».
Таким образом, я в любой момент мог наткнуться на кого-нибудь из деревенских. Хорошо хоть для охоты, грибов и ягод время еще не пришло, да и вообще по весне положено землю пахать-сеять, а не по лесу шататься. Помня, что нет правил без исключения, как мог подготовился, прожег в топорище отверстие да продел петлю как на настоящем боевом оружии, а еще вырубил посох потолще и покрепче прежнего. Но основная надежда все равно на ноги. Пока увидевший меня пейзанин доберется до деревни, да скличет мужиков, глядишь, пара часиков пролетит. А для меня, если поднажать по тропе, чуть не десять километров получится. Надоест гоняться.
До вечера я без особой спешки, то переходя на медленный бег, то, наоборот, останавливаясь, чтоб прислушаться или влезть на дерево, успел обойти озеро и по длинному как язык полуострову забрался между двумя широкими то ли заливами, то ли протоками. Заночевал сразу после переправы через узенький пролив, который смыл пыль и пот не менее чем тридцатикилометровой пробежки не хуже вечерней ванны. Увы, о костре не стоило вспоминать — запах дыма, проблеск пламени, даже шум ломаемых сучьев мог легко стоить жизни. Так что ужинал холодным, благо поньгомских запеченных корней камыша и рыбы я запас дня на два, если не три. Это не считая НЗ из трех с лишним килограммов пеммикана.
Следующий день мало отличался от предыдущего. Опять новое озеро [72] на западе, только не почти круглое, а сплюснутое в сторону запада, опять деревенька на противоположном берегу, совсем маленькая, дворов на пять. Снова длинный, поросший соснами мыс, тяжелым каменным клинком вонзившийся в свинцовую рябь воды. Перед переправой полез на сосну и чуть не скатился с нее кубарем: прямо напротив, менее чем в километре — село, да не маленькое. [73] И ветер от меня! Рванулся знакомой дорогой на километр назад, пока никто из друзей человека не почуял.
72
ГГ ошибается, он видит не отдельное озеро, а огражденный островами залив Топозера, одного из самых крупных в этом районе и одиннадцатое по величине в России (сейчас Кумское водохранилище).
73
Соответственно села Карелакша. Ныне заброшено, даже следов на спутниковой фотографии найти не удается.