Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1
Шрифт:
— Я думаю, что здесь лежит действительно портрет, но только не герцога, а совсем другого лица, — сказал Ришелье, снова осматривая ящик со всех сторон, точно пытаясь найти возможность открыть его каким-нибудь незаметным способом.
— Я подозреваю то же самое, ваша эминенция.
— Да, но нам нужно во что бы то ни стало убедиться в этом, необходимо вскрыть ящик.
— Как! Вы хотите открыть его?!
— Непременно!
— Ради самого Бога, ваша эминенция! Ведь вы видите, что он со всех сторон заколочен маленькими гвоздиками.
— Так что ж?! Мы их вынем.
— А печати?
— Они останутся почти нетронутыми.
— Ну,
— Тогда вы скажете, что открывали на таможне того порта, где вы проезжали.
— Всю ответственность за это дело я возлагаю на вас, ваша эминенция.
Ришелье озабоченно оглянулся. Он искал подходящий инструмент. Ему хотелось воочию убедиться в том, что в таинственном ящике лежало именно то, что он предполагал.
Он увидел нож, лежавший в шкафу, схватил его, осторожно просунул между крышкой и стенками и ловко вскрыл ящик. Перед глазами кардинала очутилась вторая, роскошно отделанная золотом и перламутром крышка футляра. Он осторожно вынул его и тотчас же заметил, что в ней была пружина.
Кардинал дрожащими руками нажал ее, крышка отскочила точно по волшебству.
Ришелье взглянул и бессознательно отступил на несколько шагов.
Перед ним, в роскошно отделанной бриллиантами рамке, лежал портрет Анны Австрийской. Это была работа великого Рубенса, поражавшая живостью и сходством и еще более подчеркивавшая красоту Анны.
— Королева! — прошептала Габриэль.
— Мои подозрения оправдались! — коротко и сухо сказал Ришелье, как говорил всегда, когда был взволнован. — Мы не должны никому говорить о том, что видели. Нам следует осторожно заколотить этот ящик. Да, это дело серьезное. Королева тайно посылает свой портрет герцогу… Ну, теперь в моих руках есть верное оружие, и я одержу полную победу!
— По вашему мнению, мне следует отвезти портрет в Лондон?
— Вне всякого сомнения. Он только тогда и будет иметь для нас настоящее значение, когда достигнет своей цели. Он станет моим страшным оружием именно тогда, когда будет в руках герцога Бекингэма.
— Но, скажите, пожалуйста, за что вы так страшно мстите красавице-королеве? — с легкой насмешкой спросила Габриэль де Марвилье.
— За то, что она не хотела быть моей союзницей, — отвечал Ришелье, бледнея. — Я знаю, что при дворе у меня есть еще враги, но я хочу всех их уничтожить, обессилить! Я заставлю их почувствовать и признать мое значение! Мне нужно сделать на этом портрете какую-нибудь метку, так, чтобы ее не могли подделать и заменить другой.
— Так что же вы думаете сделать?
— Видите на оборотной стороне маленькую золотую пластинку со штемпелем ювелира! На ней я сделаю свою отметку.
Ришелье снял с пальца кольцо с большим бриллиантом.
— Ваша правда. Бриллиантом можно писать по золоту совершенно четко. Отчего это вы написали букву А? Это значит Анна?
— Оно может означать и Арман.
— Значит, первую букву имени вашей эминенции?
— Ну, теперь дело сделано! Никто не знает, что я поставил здесь эту букву, а благодаря ей всегда можно будет узнать этот портрет.
Ришелье уложил портрет обратно в ящик, осторожно опустил крышку так, что гвоздики приходились как раз над самыми отверстиями и при небольшом давлении снова вошли в них.
— Не беспокойтесь, ваша эминенция! Я сама позабочусь, чтобы он был
— Хорошо, хорошо, друг мой, — ответил Ришелье, — я же сумею доказать вам свою благодарность. Очень может быть, что отсюда будут сделаны попытки возвратить этот портрет обратно. Я, разумеется, устрою так, чтобы это оказалось невозможным. Но все-таки при дворе есть люди, совершающие в подобных случаях истинные чудеса быстроты, храбрости и решительности.
— Кто же это, ваша эминенция?
— Некоторые из мушкетеров.
— А кто именно?
— Трое или четверо очень дружных между собою молодых людей. Зовут их Маркиз, Каноник, Милон и виконт д’Альби.
Габриэль де Марвилье гордо и самоуверенно улыбнулась.
— Не беспокойтесь, ваша эминенция! Опасаться этих людей нечего. Если они поедут в Лондон…
В комнате послышался тихий шорох, Габриэль смолкла. Ришелье стал пристально всматриваться в окружающий полумрак.
— Что это? Вы слышали, ваша эминенция, — проговорила Габриэль тревожно, — мне показалось, что шорох слышался оттуда. И она указала на дверь в комнату Жозефины.
— Комнаты с серебром всегда тщательно закрываются, — успокаивал ее Ришелье, — в коридоре на страже стоит ключник. Это, вероятно, затрещало рассыхающееся дерево.
— Нет, нет, я не могла ошибиться, — настаивала Габриэль, — и твердыми шагами подошла к двери с окошком.
Занавеска слегка шевельнулась, но Габриэль не заметила этого и взялась за ручку.
— Дверь закрыта, — проговорила она, — и заглянуть туда невозможно, потому что окно занавешено.
— Уверяю вас, что вы встревожились совершенно напрасно, — сказал Ришелье, — это, вероятно, затрещало сухое дерево! Ведь совершенно невозможно, чтобы кто-нибудь вошел сюда. Все двери закрыты, а у тех, что ведут в коридор, стоит ключник. Уверяю вас, что нигде мы не были бы в такой безопасности от непрошенных свидетелей, как здесь. Скажите мне лучше, почему вы думаете, что мушкетеры для нас не опасны!
— Уже совсем темно, ваша эминенция, разойдемся лучше. Скажу вам только, что если мушкетерам придется быть в Лондоне, то они прежде всего явятся к Габриэль де Марвилье.
— Должен признаться, что вы — настоящая волшебница! — польстил ей Ришелье.
— Скажите лучше, что я хороший тайный агент и умело веду свое дало! Прощайте же! Выходить отсюда вместе нам нельзя. Ведь никто не должен даже подозревать о нашем свидании.
— Так позвольте пожелать вам доброго пути и попросить вас не оставлять меня без известий о том, как идут дела, — закончил Ришелье и проводил свою собеседницу до дверей, выходивших в коридор.
Несколько минут спустя после ухода Габриэль он также вышел из комнаты с серебром, где ему удалось получить такие важные сведения. На лице его запечатлелось гордое выражение торжества. Он думал о том, что ему теперь предстоит делать.
Пипо все еще стоял в коридоре.
Он низко раскланялся с незнакомой ему дамой и согнулся еще ниже, когда проходил кардинал.
— Закрыть! — приказал Ришелье по своему обыкновению коротко и сухо, и, не останавливаясь, прошел мимо ключника. Но Пипо считал неудобным возражать таким высокопоставленным лицам и промолчал, хотя ему следовало сказать: