Анна, Ханна и Юханна
Шрифт:
Он стал пить, чтобы отделаться от тяжких воспоминаний. Об этом он тоже рассказал Анне.
Он ходил по домам, ища сочувствующих слушателей. Везде он убеждал крестьян, что они просто обязаны молоть зерно на мельнице у порогов, как делали встарь они сами, их отцы и деды. Но в конце концов он понял, что для того, чтобы снова запустить старую мельницу, ему придется здорово попотеть.
И он колебался. Люди здесь были скрытны, тяжелы на подъем и более скупы на слова, чем его прежние земляки. В домах было мало радости, а кофе, который предлагали ему хозяева, был жидковат и отдавал
Он приехал сюда из местности более щедрой, более тучной и более разговорчивой. Из родных мест его выгнала зависть, заставлявшая смотреть, соизмерять и сравнивать. Но здешняя природа была скупа, и та же болезнь процветала и тут, да к тому же и пропитание в этих местах добывать было труднее, и тяжелое чувство зависти отравляло каждую встречу с людьми.
Да и с мельницей дела обстояли неблестяще – требовались неимоверные усилия, чтобы привести ее в порядок. Парапеты вдоль порогов рассыпались, мостки сгнили, лестницы в самой мельнице были в плачевном состоянии. Однако дубовая сушилка сохранилась, так же как колесо и плотина у озера. Жернова были из лунгносского камня и выглядели как новенькие. Он прикинул высоту падения воды – футов тридцать и решил, что ее силы будет достаточно.
Сарай и коровник были в порядке, как и надежный, добротный жилой дом – с маленькими комнатками, но с большой кухней.
Таково было положение.На своем веку ему пришлось побывать во многих уголках Финмаркена, видел он леса и живописные берега Кларэльва, но никогда не приходилось ему встречать такую дикую красоту. Он смотрел на отвесные стены достигавших неба гор, на соколиные гнезда в расселинах скал, наблюдал величественный полет этих птиц над крутыми обрывами. Он жадно слушал громовой шум порогов и тихий шелест темных северных озер, видел мягкие луга, на которых паслись овцы. Он нисколько себя не обманывал. Поля здесь были тощие, но леса абсолютно нетронутые и местами непроходимые. Они были такими же в доисторические времена, думалось ему.
Это было уже что-то.
Чуткий по своей природе человек, он умел слушать горы и озера, пороги и высокие клены. Лешие разговаривали с ним тихими, едва слышными голосами.
Среди новых его соседей был и кузнец, казавшийся отличным малым. Дружба с кузнецом – это первое дело для любого мельника.
Однако самая трудная проблема – это деньги. Он понимал, что ему придется продать старую мельницу в Вермлане. Эрик Эрикссон из Фрамгордена был, как и все крестьяне, изрядным скупердяем, но скрепя сердце согласился помочь с ремонтом.
Единственным человеком в деревне, с которым Бруман мог вести задушевные разговоры, была старая Анна, повитуха. Она, между прочим, варила лучший в округе кофе, и мельник все чаще и чаще наведывался в ее кухню. Именно Анна выразила словами то, о чем он уже давно думал, но не смел признаться даже самому себе.
Ему нужна женщина, работящая и терпеливая. В лесу тяжко жить одному.
После этих слов в кухне повисло долгое молчание. Он вдруг ощутил страшную усталость, мучившую его все последние годы. Он стар, слишком стар, чтобы начать жизнь сначала.
– Я уже не радуюсь жизни, – сказал Бруман.
– Ты же молодой мужчина, – возразила
– Мне уже за сорок.
– Это лучшие годы для мужчины.
– С женщинами мне не везет, – горестно произнес он.
Анна все обдумала к его следующему вечернему визиту. Она как будто невзначай завела разговор о Ханне, о несчастной девочке, которой так не повезло в жизни. Это был такой стыд. И все же эта девочка родила внука Эрикссонам из Фрамгордена. Мельника глубоко тронула история о страшном насилии, Анна прочитала это по его глазам и окончательно поняла, когда он произнес:
– Ей не позавидуешь.
Он выпил водки и домой шел не спеша, слегка пошатываясь в темноте. Он ни о чем не думал, но Анна видела его насквозь, угадывая его животные чувства.
Когда Йон Бруман добрался до своего заброшенного и пустого дома у мельницы, он словно в первый раз увидел его комнатки и кухню. И увиденное породило весьма практическую мысль: да, ему нужна хозяйка. Когда он улегся в кровать, эта мысль превратилась в неудержимое вожделение. В висках стучала кровь, член одеревенел. Господи, господи, как же давно у него не было женщины.
Он вспомнил Ингрид, и желание угасло, член опустился. Ничего хорошего не было у них в кровати. Да и вообще, как она выглядела? Он помнил только, что жена постоянно пилила его из-за денег, которых вечно не хватало, и ругала за то, что он пил водку по субботам.
Жену он помнил смутно, но Юханна, его дочка, которую воспаление легких убило в возрасте восьми лет, стояла перед ним как живая.Как ему не хватало любимой малышки.
Он проснулся на следующее утро, и мысли его приняли окончательную форму. Девочка эта рано повзрослела. На нее можно надеяться. То, что у нее есть ребенок, – это хорошо. Он мечтал о малютке, но понимал, что своих детей у него уже никогда не будет. Да и вообще, не так уж это и глупо – девочка унаследует богатый хутор. Не откладывая дела в долгий ящик, он отправился в Люккан.
* * *
Ханна, как обычно, проснулась с ощущением странного предчувствия и точно в экстазе обхватила руками палочку с рунами. Потом разбудила сына, спавшего в кухне, в кроватке с соломенным тюфячком.
– Рагнар, малютка, – позвала она.
Ей невероятно нравилось выбранное ею имя, так как у нее хватило сил его добиться, невзирая на сопротивление обеих семей – ни у кого из них в роду такого имени никогда не было. Но потом они подумали и решили, что незаконнорожденному нет нужды носить традиционное имя.
Но Ханна, называя сына, вспомнила мальчика, учившегося с ней в школе.
Теперь она понимала, что ее замысел удался. Сын был очень похож на того школьного друга – такой же солнечный мальчик, всегда общительный, веселый и дружелюбный. Вот и сейчас, на рассвете, только открыв глаза, он уже улыбался матери.
Она прибралась в кухне и приготовила завтрак. Свекор пришел, как только каша была готова, тяжело сел за стол и принялся за еду. Ханна стояла у него за спиной с тарелкой в руке и ела, как она привыкла когда-то, с сынишкой на руках – ложечку Рагнару, ложечку себе.