Анна Каренина, самка
Шрифт:
Избавившись от ненужных веществ, организм Анны почувствовал облечение и вернулся к месту временной дислокации с целью продолжения процесса загрузки в нутро небольших объемов пищевой протоплазмы. Самец бросил короткий взгляд на подошедшую самку, убедился, что к месту поглощения негэнтропии подошла именно она, а не чужая особь, и вновь сфокусировал органы зрения на белом диске из термообработанный геологической породы, на котором лежала термообработанная плоть дикой животной породы.
– Как тебе оленина, Анна?
– Корова она и есть корова.
– Не скажи, Анна. Есть в оленине своя прелесть. Я даже не могу это передать словами…
Самец
– Как тебе Гельсингфорс?
Анна на секунду приподняла бугры, из которых отрастали ее передние конечности.
– Очень напоминает Питер. Только все какое-то маленькое. Немасштабное.
– Естественно. Одни архитекторы строили. И с масштабностью ясно: провинция не может быть масштабнее столицы.
– Но все-таки мне грустно отсюда уезжать. Здесь тихо и спокойно. А там опять начнутся проблемы.
– Ключ к решению всех твоих проблем в твоих руках, Анна.
Мелкие мимические мускулы в лице Анны изобразили страдание:
– Да пойми же ты, я не могу с ним расстаться! Я люблю его.
– Анна! Мы живем в обществе. А не в лесу. И мы не можем быть свободными от общества. Поэтому в жизни мы не можем получать одни удовольствиями, у нас есть еще и обязанности.
– Я понимаю, но…
– Нет! Не понимаешь. Твоя связь стала слишком открытой, и это вызывает пересуды. Мне придется с тобой развестись. И тогда ты не увидишь больше ребенка. Я знаю, ты хотела бы получить и то, и другое – и выйти замуж за этого Вронского, и взять с собой Сережу. Но это невозможно. К тому же еще совершенно неизвестно, согласится ли Вронский жениться на тебе. Зачем ему это нужно? Так он имеет все, а женившись, вдобавок к приятной стороне дела получит нагрузку ответственности.
– Что ты такое говоришь! Я сейчас заплачу… Ты хочешь, чтобы я плакала?
– Типичная женская реакция. Вместо того чтобы думать, они начинают плакать… Предлагаю поменять порядок действий. Ты сначала подумай, а потом поплачь над принятым решением. Потому что плакать придется в любом случае.
– Я не смогу с ним расстаться.
– С кем из них?
– Ни с кем. Сережа – мой сын, ты не можешь так поступить!
– Я думаю прежде всего о сыне. Именно поэтому я так поступлю. Не ломай ему жизнь. И твои материнские чувства здесь ни при чем, потому что ничего с твоим сыном не случится, ты прекрасно это знаешь. Ты прекрасно знаешь, что он будет жив и здоров, окончит гимназию, поступит в университет, а может быть, изберет военную службу. Но в любом случае все у него будет хорошо. Так что твои материнские чувства могут быть совершенно успокоены: ребенок будет в безопасности.
– Я не сомневаюсь, что ты сможешь ему обеспечить… Но я должна его видеть. Я не могу.
– В том-то и дело, что ты заботишься только о себе!
Самка хотела возразить, что это не так, но не смогла, поскольку поняла, что самец прав – ее чувствилище действительно получало большое удовольствие от общения с пометом, выродившимся из ее тела, а жизненной необходимости для выхаживания потомства в этом общении уже не было. Ее не стало практически с рождения, поскольку после отторжения организмом самки помета питание новому организму начинало поступать уже не по гибкому шлангу пуповины, а в виде водно-жировой эмульсии из молочных желез самки. Но на практике высокоранговые особи своих детенышей сами не кормили, предпочитая нанимать для этого неинтересного дела низкоранговых самок, недавно родивших. Это делалось также и в целях привлечения самца: дело в том, что после периода кормления детеныша из молочных желез последние имели обыкновение отвисать приблизительно до середины брюха и переставали привлекать самцов.
– Решай, что тебе дороже – те ощущения, которые ты получаешь в койке с кобелирующим Вронским, или те ощущения, которые ты испытываешь при общении с сыном.
Анна почувствовала, как по передней части ее головы обильно потекла жидкость, а внутри ее головы созрела решимость…
Темнело. Или, говоря иными словами, фотоэкспозиция упала практически до нуля. Входное отверстие в групповое жилище освещалось небольшим приспособлением, в котором шла экзотермическая реакция окисления углеводородов, сопровождаемая сильным тепловым излучением и слабым паразитным излучением в спектре видимого света, которое и использовалось.
Открылся, прикрываемый подвижной панелью лаз, и на входе в строение нос к носу столкнулись два самца.
– Прошу проще…
– Извиня…
– Рахметов!
– О господи, ты ли это? Какая встреча!
– Вот уж не ожидал. Как ты здесь?
– Могу спросить тебя о том же, ибо удивлен не менее. Кой черт занес тебя на эти галеры, Родион? Ты бросил университет?
– Да нет. Я, в общем… У меня срочное дело здесь. Лучше ты расскажи, отчего ты бросил все дела и отправился в эти края…
Оба самца были не только поражены нежданным столкновением, но и не сильно обрадованы, поскольку каждый имел причины скрывать свое присутствие в данном месте и не хотел бы объяснять никому истинных целей своего пребывания здесь.
– Ты в гостиницу?
– Да. Хотел нынче лечь пораньше. Я завтра уезжаю. А ты куда выходил на ночь глядя?
– А я как раз собирался поужинать здесь неподалеку. Пойдем со мной. Ничего, успеешь выспаться, я тоже завтра собирался покидать этот город, дела зовут. Пойдем, посидим. Я угощаю, Родион.
Более молодой самец хотел было отказаться, но последняя фраза Рахметова заставила его пересмотреть свое решение.
– Ну, в принципе поужинать бы не помешало…
Самцы прошли вдоль выстроенных в ряд строений и вскоре нырнули в одно из входных отверстий, толкнув подвижную тяжелую пластину, краем крепившуюся к стене. Самцы оказались в большом помещении, специально предназначенном для группового поглощения протоплазмы за универсальные единицы эквивалента ценности. С тех пор как Родион одолжил некоторое количество этих единиц у самки Анны, у него еще оставалось немного, но к чему тратиться, если могут накормить за чужой счет?