Анна Керн: Жизнь во имя любви
Шрифт:
«Когда Дельвиг с женою уехали в Харьков, – вспоминала Анна Петровна, – я с отцом и сестрою перешла на их квартиру (Загородный проспект, дом Кувшинникова. – В. С.).
Пушкин заходил к нам узнавать о них и раз поручил мне переслать стихи к Дельвигу, говоря: «Да смотрите, сами не читайте и не заглядывайте».
Я свято исполнила и после уже узнала, что они состояли в следующем:
КакЭти стихи он написал у князя Голицына (Сергея Григорьевича. – В. С.),во время карточной игры, мелом на рукаве.Пушкин очень любил карты и говорил, что это его единственная привязанность. Он был, как все игроки, суеверен (считалось, что, отдавая выигрыш, можно спугнуть удачу. – В. С.),и раз, когда я попросила у него денег для одного бедного семейства, он, отдавая последние 50 руб., сказал: «Счастье ваше, что я вчера проиграл»».
«АХ, ДАЙТЕ АННУ МНЕ НА ШЕЮ»
В конце 1827–го и в 1828 году у Анны Петровны был роман с Сергеем Александровичем Соболевским (1803—1870), незаконнорожденным сыном знатного екатерининского вельможи А. Н. Соймонова и внучки обер–коменданта Петербурга С. Л. Игнатьева А. И. Лобковой. Соболевский был однокашником Л. С. Пушкина, П. В. Нащокина и М. И. Глинки по Благородному пансиону при Главном педагогическом институте, библиофилом и библиографом, автором ряда талантливых эпиграмм и экспромтов. С 1822 года он служил в московском архиве Министерства иностранных дел, жил весёлой, рассеянной жизнью – блистал на балах и великосветских раутах, устраивал холостяцкие попойки, прославился многочисленными любовными приключениями.
С Александром Сергеевичем Пушкиным Соболевский знаком с 1818 года, выполнял некоторые его поручения, вместе с Львом Сергеевичем готовил к печати «Руслана и Людмилу», издавал «Братьев–разбойников», а после возвращения поэта из ссылки стал его ближайшим другом и доверенным лицом – знакомил с московскими писателями и поэтами, в том числе с кругом «любомудров» и Адамом Мицкевичем; улаживал ссоры, предотвращал дуэли, ведал издательскими и финансовыми делами Пушкина.
Некоторое время (с 19 декабря 1826–го по 19 мая 1827 года) Пушкин даже жил в Москве на квартире Соболевского, которая находилась на Собачьей площадке в доме Ринкеви–ча. Здесь поэт впервые читал «Бориса Годунова», здесь было написано его знаменитое послание «В Сибирь». Вместе они задумывали издание собрания народных песен. Именно Соболевский осуществил выпуск весной 1827 года поэмы Пушкина «Цыганы». В знак благодарности и особого расположения Пушкин напечатал один экземпляр этой поэмы на пергаменте и преподнёс его Сергею Александровичу. Пушкин ценил незаурядность его натуры, живость характера, хотя и переходившую иногда в бонвиванство и бесцеремонность; его остроумие в разговорах и стихотворных экспромтах и щепетильность в вопросах этики. Соболевский называл себя «Пушкиным кверху ногами». Именно ему поэт подарил свой портрет, созданный в январе—феврале 1827 года художником В. А. Тропининым. В день отъезда Пушкина в Петербург Сергей Александрович устроил ему проводы на своей даче, близ Петровского дворца.
Узнав о горе, постигшем Соболевского (умерла его мать), Пушкин в письме от 15 июля 1827 года пригласил его в Петербург: «Мне бы хотелось с тобой свидеться да поговорить о будущем. Перенеси мужественно перемену судьбы твоей…» 23 августа 1827 года Сергей Александрович приехал в Северную столицу. На вечерах у Дельвига, блистая эрудицией, остроумием, отпуская едкие эпиграммы, он сразу обратил на себя внимание Анны Петровны Керн.
«Сколько мне помнится, – писал о Соболевском в уже цитировавшихся „Моих
Дельвиг, – он тогда не был еще так близок с Пушкиным и другими современными поэтами, но был очень нахален, и потому, так сказать, навязывался на дружбу известных тогда людей. Нахальство его не понравилось жене Дельвига, и потому, дабы избегнуть частых его посещений, она его не принимала в отсутствии мужа. Но это не помогло: он входил в кабинет Дельвига, ложился на диван, который служил мне кроватью, и читал до обеда, а когда Дельвиг возвращался домой, то он входил вместе с ним и оставался обедать.
Читая лежа на диване, Соболевский часто засыпал. Раз он заснул, читая песни Беранжера. Книга выпала из его рук и была объедена большою собакою Дельвига. По этому случаю за обедом была сочинена песня с припевом:
Собака съела Беранжера, А Беранжер собаку съел;т. е. Беранжер большой мастер писать песни, он на этом, как выражаются в простонародье, собаку съел. <…>
В 1827 году, не помню по какому случаю, был у Дельвигов ужин, тогда как обыкновенно у них не ужинали. За ужином был Соболевский, который шутками своими оживлял всё общество… За ужином была Анна Петровна Керн <…>.
В 1827 году А. П. Керн была уже менее хороша собою, и Соболевский, говоря за упомянутым ужином, что на Керн трудно приискать рифму, ничего не мог придумать лучшего, как сказать:
У мадам Керны Ноги скверны».У Петра Ивановича Бартенева находился листок с собственноручно записанными шуточными стихами Соболевского к баронессе Дельвиг и Анне Петровне, из которых, видимо, А. И. Дельвиг по памяти и процитировал их окончание:
Ну, скажи, каков я? Счастлив беспримерно: Баронесса Софья Любит нас наверно. – «Что за простота! Ведь она не та! Я ж нежней кота, Легче всякой серны — К ножкам милой Керны. Ах, как они скверны!»Соболевский утверждал, что «стихотворение это беспрестанно твердил Пушкин».
Одну «альбомную шутку» Соболевского, обращенную к Анне Петровне, привёл Н. Н. Голицын в 1880 году в статье, посвященной нашей героине [39] :
Чтоб писать хвалу Вам сносную, Добрый гений мне шепнул: В радугу семиполосную Ты перо бы обмакнул, Из Эдема взял бы лилию, Песнь на ней бы начертил И посыпал лёгкой пылию С мотыльковых крыл.39
Варшавский дневник. 1880. 25 июля. № 159.
А. В. Марков–Виноградский впоследствии записал в своём дневнике – разумеется, со слов Анны Петровны – ещё один экспромт Соболевского:
Что Анна в табели честей?.. Всех ниже, и по регламенту Предпочитал, как должно ей. Я Александровскую ленту… А теперь я думать смею: «Ах, дайте Анну мне на шею!»Сам Сергей Александрович поместил в альбом А. П. Керн шуточный экспромт–эпитафию её сестре Елизавете:
Ах, смерть курносая, дурацкая Похитила тебя, о Лиза Полторацкая!