Анна Керн: Жизнь во имя любви
Шрифт:
Ещё одно описание этого провинциального местечка оставил в 1840 году украинский писатель Е. П. Гребёнка: «Вероятно, всякому образованному человеку известно, что Лубны – уездный город Полтавской губернии, что они стоят на реке Суле, воспетой в „Песне о полку Игоря“, и что в Луб–нах находится казённая аптека… Кроме того, Лубны могут похвалиться своим местоположением, своими поэтическими преданиями и ярмаркою, бывающей 6 августа, в день преображения… Многие приезжие из столицы вменяют себе в непременную обязанность смотреть в провинции на всё с другой стороны и особливо, если дело идёт о театре; тотчас начинается сравнение: и сцена, дескать, Большого театра обширнее… сравнивать театр в Лубнах с петербургским вовсе не остроумно… На третий день оставаться
Пётр Маркович, занимавший с 1802 года в Лубнах выборную должность поветового маршала (уездного предводителя дворянства), подарил свой дом под богоугодное заведение, а себе строил новый «на чрезвычайно живописном месте, на окраине горы над Сулою, среди липовых, дубовых и берёзовых рощ, красиво сбегавших по террасам и холмам к реке». В этом новом доме, с видном на прекрасные пейзажи, в окружении добрых и порядочных людей – соседей–дворян, сослуживцев отца и армейских офицеров квартировавшего в городе полка – Анна прожила до восьми лет [7] .
7
Рукописный отдел Российской национальной библиотеки (далее РО РНБ). Ф. 609. Ед. хр. 292.
Она вспоминала о своём детстве:
«Тогда тут стоял полк Мелиссино, очень умного и доброго серба. Этот генерал говаривал: „Палытыка, палытыка, а рубатыся треба!..“ Этот почтенный старик очень был мил со мною.
Раз, когда мне было 4 года, один офицер на вечере у нас посадил меня на колени, слушая, как я читаю, и очень любезно со мной шутил… Это так мне понравилось, что я обещала ему выйти за него замуж. Когда он ушёл, я сказала матери. Она, смеясь, сообщила это решение Мелиссино. Старик хотел узнать, кого я осчастливила своим выбором, но я не могла назвать своего фаворита, потому что не знала его фамилии. Тогда он стал подводить ко мне, сидевшей на комоде, всех офицеров полка… Оказалось, что избранный мной был Гурьев.
Все эти военные и гражданские очень меня ласкали <…>.
Несмотря на постоянные весёлости, обеды, балы, на которых я присутствовала, мне удавалось удовлетворять своей страсти к чтению, развивавшейся во мне с пяти лет. Я всё читала тайком книги моей матери, тут попадались мне, по большей части, переводные английские романы; из них нравились мне особенно: Octavia, par Anna Maria Porter, Felicie et Florestine {9} и другие. Многого, разумеется, я не понимала, но всё–таки читала.
В куклы я никогда не играла и очень была счастлива, если могла участвовать в домашних работах и помогать кому–нибудь в шитье или вязанье…»
В 1808 году Екатерина Ивановна, потеряв третью дочь, «ребёнка необыкновенной красоты», по свидетельству Анны Петровны, «была неутешна», и Пётр Маркович вновь отправил жену с её теткой Любовью Фёдоровной и детьми в Берново.
Здесь под дедушкиным кровом вновь встретились две Анны, две сверстницы – Анна Полторацкая и её кузина Анна Вульф, которую привезли из Тригорского родители – Прасковья Александровна и Николай Иванович.
«Был вечер… – вспоминала Анна Петровна о знакомстве и начале дружбы с Анной Николаевной, – горела тускло сальная свеча в конце большой залы… Они (П. А. и Н. И. Вульфы. – В. С.) сели на стулья у огромной клетки с канарейками, подозвали к себе меня и маленькую свою дочь с ридикюлем и представили нас друг другу, говоря, что мы должны любить одна другую, как родные сестры, что мы и исполняли всю свою жизнь.
Мы обнялись и начали разговаривать. Не о куклах, о нет… Она описывала красоты Тригорского, а я прелести Лубен и нашего в них дома. Во время этой беседы она вынула из ридикюля несколько желудей и подарила мне. Смело могу сказать, что подобных детей, как были мы,
Несмотря на несходство характеров, сестры очень сблизились. «Когда я заболевала, – вспоминала Анна Петровна, – то мать брала меня к себе во флигель, и из него я писала записки к Анне Николаевне, такие любезные, что она сохраняла их очень долго. Мы с ней потом переписывались до самой её смерти, начиная с детства».
Мать Анны Петровны и отец Анны Николаевны, родные брат и сестра и, судя по всему, близкие по духу люди, всячески способствовали сближению своих дочерей. «Взаимная наша доверенность была полная, без всяких задних мыслей. Нас и вели совершенно ровно, и покупали мне то, что и ей, в особенности наблюдал это брат моей матери Николай Иванович, превосходное существо с рыцарским настроением и с любовью ко всему изящному, к литературе… Он поручил старшему брату своему Петру Ивановичу Вульфу, служившему кавалером при великих князьях Николае и Михаиле Павловичах, отыскать гувернантку».
В это время для ровесницы и тёзки кузин, великой княжны Анны Павловны, выписали из Англии двух гувернанток: m–lle Sybourg(Сибур) и m–lle Benoit( Бенуа). Последняя после непрерывных двадцатилетних трудов на поприще воспитания отпрысков английских лордов предпочла отдать предложенное ей в России место при царском дворе своей приятельнице Сибур, а сама в конце 1808 года приняла предложение Петра Ивановича Вульфа и приехала в Берново.
Наша героиня находилась в Бернове под попечением гувернантки с восьми до двенадцати лет. Она вспоминала: «Родители наши тотчас нас с Анной Николаевною ей поручили в полное её распоряжение. Никто не мешался в её воспитание, никто не смел делать ей замечания и нарушать покой её учебных с нами занятий и мирного уюта её комнаты, в которой мы учились. Мы помещались в комнате, смежной с её спальною».
Мадемуазель Бенуа, оказавшаяся умным и знающим педагогом, не только сумела завоевать уважение и любовь воспитанниц, но и в совершенстве обучить их французскому языку (русскому языку девочек учили только шесть недель во время вакаций, для этого приглашали студента Московского университета) и, самое главное, приохотить их к чтению и самостоятельному мышлению. «У нас была маленькая детская библиотека с m–me Genlis {10} , Ducray–Duminil {11} и другими, и мы в свободные часы и по воскресеньям постоянно читали. Любимые сочинения были: «Les veillees du chateau», «Les soirees de la chaumiere» (« Вечерние беседы в замке», «Вечера в хижине»). Встречая в читанном скабрезные места, мы оставались к ним безучастны, так как эти места были нам не понятны. Мы воспринимали из книг только то, что понятно сердцу, что окрыляло воображение, что согласовано было с нашею душевною чистотою, соответствовало нашей мечтательности и создавало в нашей игривой фантазии поэтические образы и представления. Грязное отскакивало от наших душ. Они всасывали в себя только светлую непорочную поэзию».
Сентиментальные английские и французские романы навевали в мечтах и фантазиях девочек поэтические образы, совершенно оторванные от действительности; они «считали себя достойными только принцев и мечтали выйти замуж за Нуму Помпилия или Телемака, а в случае неудачи за какого–нибудь из русских великих князей».
Довольно часто дети вместе со взрослыми ездили в гости к соседним помещикам и многочисленным родственникам, проживавшим в Новоторжском и Старицком уездах – к Львовым в Митино, к Бакуниным в Прямухино, к Полторацким в Грузины, Красное и Баховкино, а также в Малинники – имение мужа Прасковьи Александровны Вульф.