Анна Невиль-5 Ветер с севера
Шрифт:
– Что ты здесь делаешь, Эврар?
Мелит не ответил, да и Ги особенно не интересовал ответ.
– Ты случайно не видел, куда девался этот лохматый парень с коробом?
Эврар молча кивнул в сторону открытых ворот аббатства. В широком, поросшем травой дворе никого не было. Гремел хор сверчков. Кельтский крест гигантской черной тенью вырезывался на фоне залитого лунным светом (Ги и не заметил, когда из-за деревьев выплыла эта огромная луна) ночного неба. Юноша на миг замер перед символом веры, перекрестился, затем двинулся в глубь монастыря. Обогнув странноприимный
“Что ему здесь понадобилось?
– шевельнулось в душе Ги смутное беспокойство. И тут же нашелся ответ: - Наверное, хватил лишнего и забрел сам не зная куда”.
– Эй!
Коробейник молниеносно обернулся. Вышедший из тени Ги невольно отпрянул от, казалось, готовой броситься на него фигуры.
– Святый Боже! Что с тобой, малый? Послушай, бродяга, мне понадобился твой товар. Где он? Я хотел бы кое-что купить.
В лунном свете Ги отчетливо видел, как дрогнули и расслабились мускулы на руках торговца, но в лице его все еще оставалось нечто волчье. Или это только казалось в неверном освещении?
Коробейник, наконец, понял, чего от него хотят. Он кивнул головой - на глаза упали слипшиеся волосы - и сделал Ги знак, чтобы тот следовал за ним. Они вышли из аббатства. Эврар попрежнему оставался на месте, проводив их молчаливым взглядом. Ги взглянул в долину - туда, где горели огни. Вокруг костров толпились люди, он заметил светлую фигурку Эммы.
– Шевелись поживее! Что ты за коробейник, если бросил свой товар?
Короб оказался спрятанным в зарослях крапивы под пустующей сегодня сторожевой вышкой монастыря. Торговец молча раскрыл его перед Ги. Света было недостаточно, но Ги все же вскоре обнаружил то, что искал.
– Так сколько же ты хочешь?
– вновь спросил он.
Коробейник стоял в задумчивости, поглядывая на юношу. Наконец он тряхнул головой и выбросил один палец. Ги, пока немой не передумал, поспешил вручить ему динарий.
“Если он так будет блюсти свою выгоду, то вскоре разорится. Видимо, он все же пьян и не вполне понимает, чего от него хотят”, - думал юноша, спускаясь по склону.
Когда он приблизился к огням, Эмма сама вышла ему навстречу.
– Ты будешь прыгать со мной через костер? Если мы не разомкнем рук - у нас будет долгая любовь.
У Ги закружилась голова.
– Любовь? Ты меня любишь, Эмма?
Она насмешливо глядела на него, и красноватые отсветы огня играли на ее гладких щеках, огненными искорками отсвечивали в зрачках.
– А ты?
– не отвечая, негромко спросила она.
Он кивнул, с трудом проглотив ком в горле.
– Еще вчера я думал, что в моем сердце один лишь Бог. Но сегодня… Сегодня все изменилось.
Ги опустил глаза, взгляд его натолкнулся на стоявшего рядом малыша в рубашонке, едва доходившей до пупка. Тот с самым серьезным видом слушал их, засунув в рот пятерню. Заметив, что на него смотрят, он вытер мокрую руку о волосы и бросился бежать прочь, сверкнув голым задком.
Эмма и Ги засмеялись, глядя ему вслед.
–
Эмма взяла ее и, откинув голову, встряхнула волосами, отбрасывая их с лица. Приложив повязку ко лбу, она встала вполоборота к юноше.
– Ты ведь поможешь мне?
Его пальцы дрожали, когда он стягивал сзади шнурки широкого ремня. Краем глаза он увидел стоявшего неподалеку Вульфрада. У того было сумрачное, злое лицо, но Ги не обратил на него внимания. Под пальцами он ощущал теплую волну волос девушки и невольно погладил их - такие длинные, густые, гладкие, словно шелк из Византии. Эмма почувствовала его ласку и взглянула на него через плечо. На темном ремне, охватывавшем ее чело, ярко светились металлические цветы, свет костра подчеркивал плавный изгиб щеки.
В тот же миг их внимание привлекли шум и яростные крики вокруг столов. Эмма взглянула - и ее лицо вмиг стало серьезным. Настоятель Ирминон и Фульк Анжуйский, стоя друг против друга, как два бойцовых петуха, переругивались на чем свет стоит и потрясали кулаками.
– О нет!
– почти простонала Эмма.
– Всемогущий Господь, только не сегодня!
Аббат Ирминон толкнул анжуйца в грудь.
– Гореть тебе в геенне огненной, Фульк, за то, что ты, как и Карл Мартелл, заришься на владения церкви! Клянусь небом, прямехонько в пекло и отправишься!
– Вертинская пустошь моя!
– ревел Фульк.
– Она лежит в моих владениях!
– Лжешь, негодяй! Благочестивый барон Бертин отписал пустошь Гиларию-в-лесу, чтобы мы молились за упокой его души.
– Поганый брюхатый поп! Вертинские угодья мои! Барон был моим вассалом, и его владение суть бенефиций за службу, а не наследственный аллод!
Они наступали друг на друга, как два взбесившихся быка. Кто-то из монахов попытался встать между ними, но аббат могучей рукой отшвырнул его прочь.
– Что, алчный пес, собиратель падали, тебе неймется отнять у меня Вертинские владения? Чтобы я уступил тебе эти богатые угодья - три модия луга, шесть модиев пахотных земель, болото, где можно накосить дюжину возов сена?.. Да скорее небеса разверзнутся!
– Церковный боров! Закрой свой рот, иначе я велю своим людям мочиться в него, как в корыто.
– Ты выродок среди свободных франков! Убирайся прочь из моих земель! Вон из Гилария! Да поразит вас всех чума, проказа и моровая язва!
Он ухватил графа за косу, но тут же получил подножку, и оба покатились по земле, нещадно тузя друг друга.
И тут же воины графа и монахи Гилария, словно по команде, кинулись друг на друга.
Когда подоспели Ги и Эмма, побоище уже было в самом разгаре. Монахи дрались с молчаливым упорством, не уступая в умении воинам графа. На помощь им пришли поселяне. Словно по какому-то молчаливому уговору, никто не хватался за оружие, однако потасовка велась с крайним ожесточением. Слышно было только тяжелое дыхание, глухие удары, хриплые выкрики да стоны. Женщины в отчаянии рвали на себе волосы. Какая-то старая монахиня пронзительно визжала, матери оттаскивали возбужденных детей. Самые младшие ревели в голос.