Анна Невиль-5 Ветер с севера

Вилар Симона

Норманны были почти все перебиты, но бой не шел на убыль, схватки не прекращались. Люди виконта, оказавшиеся в меньшинстве, теперь более помышляли о бегстве, чем о сражении. Отбиваясь, они отступали. Некоторые вавассоры Фулька, не видя больше противника, принялись грабить добычу викингов. Ловили мечущихся лошадей, гнали пленных, истошно ревел осел, которого один из вавассоров тянул за голову, а другой - за хвост. У башни, откуда воины Фулька вытаскивали награбленное норманнами, образовалась настоящая свалка. Истошно кричали женщины. Эмма вдруг увидела Тетсинду, которая стояла молча, прижимая к груди безжизненное тельце Юдика. Но ее тут же схватили двое франков,

опрокинули навзничь и стали насиловать прямо на трупе сына. Воины ничего не замечали вокруг. Горячка боя перешла у многих из них в горячку плоти, в болезненную похоть.

В полумраке близ развалин стен в отблеске пожара Эмма видела убегавших людей Тибо. За ними с громкими криками и рыданиями бежала жена виконта в разорванном платье. Сам Тибо вдруг остановился и, едва она его догнала, ударом свалил ее на землю и дважды вонзил в грудь женщины меч. Не оборачиваясь, он пустился догонять своих.

Эмма, застонав, закрыла глаза и опустилась на камни. Тяжелая рука викинга легла ей на плечо.

– Кончено. Идем. Здесь больше нечего делать.

Увлекаемая ярлом, она двигалась, как сомнамбула. Долетавший снизу монотонный вой, в котором сливались крики, мольбы и плач, словно толкал ее в спину, лишая мыслей и воли, заставляя покорно следовать за викингом.

– Эта ночь принадлежит дьяволу, - тупо шептала она.

Ей казалось невероятным, что ее народ, франки, могут быть так же жестоки, как и ненавидимые ею норманны. Привыкшая к мирной жизни под охраной монастыря, она только теперь начинала открывать для себя юдоль зла и насилия, в которой ей теперь предстояло жить Куда бы она ни шла, всюду ей суждено было видеть силу и безжалостность вооруженного, слабость, рабство и беспомощность слабого, унижение побежденного, алчность победителя. И, похоже, ей уже никогда не удастся оказаться среди последних…

Они спустились к реке в четверти лье от Сомюра. Ролло отыскал в камышах лодку, столкнул ее в воду, проверил, нет ли течи. Неожиданно на дне он наткнулся на какой-то сверток. Развернув его, ярл одобрительно хмыкнул: сухари, моток веревки, бурдюк с вином. Видимо, его люди приготовились поудить на рассвете. Когда Ролло приказал Эмме сесть в лодку, она беспрекословно подчинилась, и ярл догадался, что ее поразило в увиденном. Это было странно. Что же она такое, если, достигнув брачного возраста, видела мир, словно вылупившись из яйца? И вместе с тем и сил, и дерзости у нее предостаточно.

Отталкиваясь шестом, он вывел лодку на глубину и, взявшись за весла, стал грести. Эмма сидела на носу лодки, ничего не замечая вокруг, оглушенная и ошеломленная. Ролло вдруг почувствовал, что испытывает к ней нечто похожее на жалость. Девушка что-то почти беззвучно шептала. Молилась, наверное, как молятся все христиане. Но когда ярл прислушался, приподняв весла, то понял, что она повторяет одно и то же:

– Как они могли?.. Ведь они христиане, не язычники…

Ролло вновь налег на весла.

– Не бывает набега без крови и смерти, - вдруг негромко проговорил он.
– Как ты жила все это время, если тебе это внове?

Эмма вздрогнула от звуков его голоса. Оглянулась, словно только сейчас поняла, что происходит с нею. Река казалась тихой и ласковой, но от воды поднимались испарения, и Эмму в мокром, облепленном грязью платье стала бить дрожь. Ока сжалась в комок, обхватив плечи руками и поджав ноги.

– Куда ты меня везешь?

Ролло не ответил.

Позади них небо было окрашено заревом пожара. Там оставались ее соотечественники, франки, а она попрежнему была невольницей язычника. Ее вдруг

посетила простейшая мысль: сбеги она от Ролло и дождись, когда вавассоры ее дядюшки придут в себя, она могла бы пробраться к графу, который взял бы ее под свое покровительство. Даже если он ранен, ее защитил бы Эврар Меченый, который знает, кто она. Но теперь… Она глядела на плескавшуюся за бортом воду, размышляла, что можно было бы попробовать прыгнуть и попытаться вплавь достичь берега. Она даже перестала дрожать и напряглась, хотя прекрасно понимала, что от Ролло не так-то просто сбежать. Но иного случая может просто и не представиться. Поэтому, дождавшись момента, когда ярл взглянул, отвернувшись, на противоположный берег, Эмма привстала и… лодка тотчас качнулась, и сильнейший удар свалил ее на дно.

– Ты-таки бешеная девка, упрямая маленькая сучка, - бормотал Ролло, придавливая ее коленом.
– Но видят боги, тебе не следует больше испытывать мое терпение. Сегодня твои соотечественники перебили моих людей, а ты утопила моего жеребца. Клянусь священными браслетами Одина, ты еще дышишь только потому, что меня связывает слово, данное брату. Однако, если ты еще хоть раз разозлишь меня, я почту себя свободным от всякого долга и сломаю твою хрупкую шею, как стебель тростника.

Эмма слушала его свистящее от едва сдерживаемой ярости дыхание, сжавшись от ужаса. Она и без этого знала в глубине души, что ей не отделаться от Ролло, но, сцепив зубы, продолжала твердить себе, что ее время еще придет.

Вскоре Эмма услышала, как лодка заскребла днищем и уткнулась в берег. Ролло грубо выволок Эмму на сушу и рывком поставил на ноги, обмотав вокруг ее запястий веревку.

– Мы идем. И ради самого неба, не вздумай выкинуть что-нибудь еще.

Он шагал впереди, увлекая ее за собой. Эмме приходилось почти бежать. Их окружал густой мрак нескончаемого хвойного леса. Под ногами пружинила палая хвоя. Когда Эмма спотыкалась и падала, Ролло грубо дергал веревку, принуждая ее подняться и снова идти, и казалось, атому не будет конца. Она стала задыхаться.

– Куда ты меня ведешь?

Он не ответил, только сильнее рванул веревку.

Когда небо стало сереть и над седой от росы травой поднялся туман, они миновали бор и вступили в густой лиственный лес. Вокруг, словно колонны, стояли стволы огромных буков и ясеней. Порой в сумеречном свете раннего утра проступали очертания каменных глыб и валунов, покрытых плющом. Викинг и его пленница теперь пробирались через густой, цепляющийся за ноги подлесок. Порой Ролло вскидывал голову, определяя направление по бледнеющим звездам, и продолжал путь, не сбавляя темпа. Лишь страх и гордость заставляли Эмму поспевать за ним, но теперь она была так утомлена, что то и дело спотыкалась, и ее удерживала лишь натянутая веревка, переброшенная через плечо викинга.

Когда он, наконец, резко остановился, Эмма уткнулась в его спину, в ужасе отшатнулась и, уже совсем без сил, опустилась на землю. Дышала она хрипло и тяжело.

– Пречистая Дева, смилуйся надо мною!

Все ее тело, каждая мышца нестерпимо болели, в голове стоял звон. Веревка на запястьях впилась в кожу.

– Я сейчас умру, - задыхаясь, сказала она не то себе, не то своему мучителю. Ролло хмыкнул.

– Вот было бы славно. Ты избавила бы меня от лишних хлопот.

Какое-то время он стоял, вглядываясь в преграждавшую им дорогу реку. Густые ветви деревьев склонялись с берегов до самой воды. Ролло оглянулся на пленницу. Вся перепачканная болотной грязью, изможденная, почти без сознания. Это существо смело противостоять ему!