Анна
Шрифт:
— Ты этого ожидала?! Вот странно! — вскричала Татьяна Алексеевна. — Что же ты думаешь делать?
Анна с недоумением посмотрела на тетку.
— Вот видишь ли, моя милая, — с еще большим смущением заговорил Иван Ильич, — мы с женой, конечно, очень рады, что ты у нас, и ты, конечно, можешь оставаться, сколько тебе угодно, но мы думаем, что поселиться тебе навсегда будет неудобно… да и, кроме того, у нас такая обстановка… жена находит, что тебе следовало бы от нее отвыкать, а впрочем… мы, конечно…
— Благодарю вас, дядя, — прервала его Анна. — Я рада, что вы высказались откровенно; я постараюсь недолго стеснять вас
«Нищая! И как нищую выгнали из дому!» — мелькнуло у нее в голове. Она не плакала, она была так подавлена случившимся, что не могла ни плакать, ни думать.
Мало-помалу оцепенение Анны прошло, мысли ее прояснились, и она стала обдумывать, что предпринять. Остаться в доме дяди после слов, сказанных им, казалось ей величайшим мучением. Надобно было уйти — но куда? Она слыхала, что есть женщины, которые живут своим собственным трудом, но она понимала, что для этого нужно что-нибудь знать основательно, что-нибудь уметь делать отлично. А что знала, что умела она? В доме тетки она научилась болтать по-французски и по-английски, немножко играть на фортепьяно, слегка рисовать, ловко танцевать, со вкусом одеваться; этим нельзя было заработать себе пропитание. В последние годы она много читала, но читала без всякого порядка и руководства, что попадало под руку. Она приобрела несколько знаний, но эти знания были неполные и отрывочные; она научилась многое понимать, ко многому относиться разумнее прежнего, но все это не могло дать ей куска хлеба.
Горькие, тяжелые минуты переживала бедная девушка! Она знала, что у нее был один друг — ее добрая, нежно любившая ее бабушка. Но что могла сделать для нее старушка, жившая за семьсот верст, сама бедная! Анна сообщила ей коротеньким письмом о смерти отца, но даже не решилась огорчать ее описанием своих настоящих неприятностей. А вблизи себя она не видела никого, к кому могла бы отнестись с полным доверием, с надеждой на полное сочувствие.
Дядя и тетка продолжали по-прежнему ласково, добродушно относиться к ней, но она не доверяла этому добродушию, она смотрела на него, как на красивую маску, под которой скрывается далеко не добродушное желание, — поскорее освободиться от «бедной родственницы».
Так прошло несколько дней. Анна все еще не придумала, как устроиться, и это сильно мучило ее. Раз утром, машинально просматривая газету, она напала на объявление: «Требуется особа, умеющая ходить за больными, в компаньонки к пожилой даме».
— Вот-то счастье! Это как будто нарочно для меня! — вскричала молодая девушка, и луч радости блеснул в глазах ее.
— Что такое? — спросила Татьяна Алексеевна, сидевшая тут же в комнате.
Анна подала ей объявление и объяснила, что желала бы занять предлагаемое место.
— Что же, это отлично! — сказала Татьяна Алексеевна с худо скрываемым удовольствием. — Конечно, брать место по газетному объявлению, без всякой рекомендации, несколько рискованно — но что же делать? Мне неудобно искать тебе места у кого-нибудь из знакомых, да к тому же твой бедный отец дал тебе такое странное воспитание, не по средствам, что тебе трудно будет найти себе занятие.
Анна, не медля ни минуты, оделась и отправилась по указанному адресу. Тетка не сказала ей, как говорила прежде, что молодой девушке нельзя ходить одной по улице: это могло быть неприлично
Богатая обстановка того дома, куда пришлось идти молодой девушке, нисколько не смутила ее. Лакей, отворивший ей дверь, принял ее по наряду за знакомую своих господ и вежливо помог ей снять пальто. Но когда она спросила: «Здесь требуется компаньонка?» — тон его изменился.
— Здесь-то здесь, — недовольным голосом отвечал он, — да, может, уж взяли: много их перебывало с утра-то. Пожалуй, войдите: я спрошу у барыни.
Анне пришлось с добрых полчаса прождать в приемной, пока к ней вышла «барыня», высокая, полная особа, одетая богато и смотревшая очень важно. Она слегка поклонилась молодой девушке, пристально оглядела ее с ног до головы и спросила небрежно:
— Вы ищете место компаньонки? А где вы жили прежде? Есть у вас рекомендация?
— Я еще никогда не жила на месте, — отвечала Анна, и густой румянец покрыл щеки ее. — Но я могу ходить за больными, я ухаживала за своим больным отцом.
— О, это большая разница! Не знаю, решимся ли мы взять такую молодую, неопытную особу. Вы читать умеете?
— Да, умею: по-русски, по-французски, по-английски.
— И музыку знаете?
— Немного.
— Гм… Мы ищем особу, которая оставалась бы постоянно при больной матери моего мужа. Она уже преклонных лет, нужно ее развлекать, с ней выезжать, читать ей, давать ей лекарства, часто и ночи проводить около нее, когда ей нездоровится.
— Я к этому привыкла.
— Жалованье мы даем небольшое — пятнадцать рублей в месяц. Впрочем, вам не на что будет и тратить его. Одеваться вы должны просто. — Снова оглядела девушку с ног до головы и, видимо, осталась недовольна ее изящным костюмом. — Я не терплю нарядной прислуги. Обедать вам придется в своей комнате, и вообще вы должны понимать, что компаньонка занимает в доме положение подвластное. Если вы никогда не жили на местах, вам, может быть, трудно будет привыкнуть к этому?
— Я постараюсь, — проговорила Анна, глотая слезы.
— Я вас проведу к маменьке: может быть, вы ей понравитесь, тогда попробуйте; мы люди не злые; если вы будете хорошо исполнять свою обязанность, вам будет у нас хорошо. Пойдемте.
Анне сильно хотелось отказаться, убежать прочь, но мысль: «А куда же я денусь? Неужели опять жить из милости у дяди?» — остановила ее.
Она последовала за «барыней» через ряд комнат и коридоров в помещение старухи. В комнате, полутемной от толстых гардин и спущенных занавесок на окнах, подле ярко пылавшего камина сидела в большом кресле старушка, вся закутанная теплыми шалями и платками.
— Вот, maman, я привела к вам еще компаньонку, — обратилась к ней ее невестка, указывая на Анну.
Старушка взяла лорнет, лежавший подле нее на столике, и несколько секунд молча, пристально глядела через него на Анну.
— Ну, у этой хоть лицо человеческое, — заговорила она старческим разбитым голосом, — а уж другие, которых вы мне предлагали, были такие рожи, что и смотреть противно.
Барыня насмешливо улыбнулась.
— Не знаю, поладите ли вы с этой, — заметила она, — она еще очень молода, не живала на местах!