Аннапурна
Шрифт:
– Технически это, вероятно, что-то вроде северной стены Плана [54] . Но, конечно, намного опасней. Кстати, такого же мнения и Бискант. Перепугались мы до полусмерти. Вниз скатились кубарем! Каждый из шерпов срывался много раз.
– Паршиво! – замечает Кузи.
– Пока еще ничто не потеряно.
– Как так, а время? Дни, которые так и бегут? Да, Дхаулагири защищается неплохо!
– Возможно, завтра мы обнаружим подходящий путь. Ишак бросает взгляд в сторону Кузи, затем отвечает:
54
Известный
– Завтра? Это было бы удивительно!
В конце концов, разумеется, путь должен быть найден. Но меня тревожит, что до сих пор никто из нас не нашел и намека на обнадеживающее решение. Видно, разведка еще не скоро будет закончена.
– Существуют же еще подходы к юго-восточному гребню. Кроме того, верхнюю часть Восточного ледника, где мы не прошли вчера, может быть, удастся обойти по стене слева.
– Ну, знаешь, Морис, ты меня извини, но…
– Да, пожалуй, я сам довольно скептически отношусь к этому варианту, – вынужден я признать.
– Мы с Шацем в твоем распоряжении, – говорит Кузи.
– Да, правда! Вы отдохнули?
– Еще как!
– Прекрасно. Тогда мы одним камнем убьем двух зайцев. Вы пройдетесь для акклиматизации, как мы все, и одновременно окончательно обследуете верхнюю часть Восточного ледника.
– Ты не думаешь, – замечает Ишак, – что эта вылазка будет дублировать восхождение Ляшеналя, Нуаеля и Ребюффа на Белую вершину?
– Нет, они вряд ли смогут увидеть что-нибудь, кроме южного склона и выхода на гребень.
– От склона к склону, от гребня к гребню мы наконец обойдем Дхаулагири кругом, – заключает Кузи.
Итак, завтра мы выходим.
– Congratulations for the thar! [55] – говорю я Ж.Б… входящему в палатку. (Он очень горд своей репутацией меткого стрелка.)
Я чувствую, что сегодня он страдает от безделья и не прочь поболтать. С некоторым трудом завязывается разговор о Непале, о гурках, о всемогущем в этих краях семействе Рана.
Он вытаскивает из бумажника свой мандат – с месячным опозданием. Мог бы показать его и пораньше! Передо мной свиток бамбуковой бумаги, покрытый санскритскими письменами и скрепленный несколькими сложными печатями: похоже на старинные грамоты наших первых королей!
55
Поздравляю с твахом!
От нас он ежедневно черпает множество новых понятий. Мы доверяем ему полностью и относимся к нему как к товарищу.
– Ж.Б… rice? [56]
– Thank you, sir.
Он мотивирует свой отказ религиозными причинами: непальские индийцы не могут вкушать какую бы то ни было пищу с "неверными". Действительная причина кроется в том, что он никогда не пользовался вилкой. Как и все здесь, он ест только пальцами, и ему стыдно перед нами.
На следующий день, 5 мая, около 8 часов утра Кузи и Шац покидают лагерь. Пришла их очередь обломать зубы на Восточном леднике! Наступает внезапная тишина. Мы с Ишаком остаемся в лагере одни.
56
Хотите
– Soldier for Tansing! Letters? [57]
Конечно есть, целая груда! Но куда запропастилась почта из Франции? Вот уже скоро пять недель, как мы сидим без писем! С помощью Ж.Б… мы пишем на гуркальском языке записку почтмейстеру, чтобы выяснить, в чем дело.
На штатив от кинокамеры устанавливаем подзорную трубу с двадцатипятикратным увеличением. Вскоре в верхней части Белой вершины на высоте около 5000 метров обнаруживаем своих товарищей.
Они готовятся к спуску. Мы с Ишаком вырываем трубу друг у друга.
57
В Тансинг отправляется солдат. Есть ли письма?
Блестящая демонстрация французской горнолыжной техники, хотя, по-видимому, снег неважный. По «почерку» узнаю Ляшеналя, выполняющего головокружительные повороты на глазах у ошеломленных шерпов; последние предпочитают спускаться на "пятых точках".
После обеда появляются любопытные процессии. Женщины селения, одетые в праздничные наряды, носят кувшины с водой и поливают всех встречных. Церемония, как видно, рассчитана на то, чтобы с помощью молитв и заклинаний вызвать дождь, который заставляет себя ждать. В горах не проходит дня без грозы, а в долине, нанося огромный вред урожаю, царит засуха.
Ишак носится со своей камерой по главной улице, стремясь заснять как можно больше. Престиж сагибов не помогает, и нас обильно поливают под громкий хохот. Наше достоинство "подмочено", и мы благоразумно отступаем к лагерю. Попросту говоря, удираем во все лопатки!
Вернувшийся Ребюффа с ужасом рассказывает о том, что он видел с Белой вершины. Мы забрасываем его вопросами.
– Что представляет собой южный склон? – спрашивает Ишак.
Не дожидаясь ответа, я добавляю:
– Когда мы смотрели на него из Буглунга, он выглядел потрясающе.
– Если бы ты видел его вблизи, тебе было бы все ясно. Колоссальная стена высотой несколько километров, без единого пологого участка! Что-то вроде утроенной северной стены Маттегорна, а она, как ты знаешь, не слишком привлекательна! Мы с Бискантом и Нуаелем смотрели друг на друга квадратными глазами… На южный склон лучше не рассчитывать.
– Так, понятно! А как насчет юго-восточного гребня? Когда мы смотрели на него с Восточного ледника, ты был среди нас настроен наиболее оптимистично. Ты говорил тогда…
– Я ошибался. Во-первых, он невероятно длинен, поднимается на очень большую высоту, а главное – технически чрезвычайно сложен: стены, ледяные башни, скалы, расчлененный рельеф, масса «жандармов» – словом, все двадцать четыре удовольствия.
– А площадки для лагерей там есть?
– Ни единой.
– Да, все это выглядит не слишком радостно.
– О! – восклицает Ребюффа. – Об этом маршруте не может быть и речи.
– Я думаю, – говорит Ишак, – никто из нас не строил особых иллюзий как насчет юго-восточного гребня, так и насчет южного склона.