Аннонимные собеседники

Кустодиев Максим

Алексей Алексеевич выслушивал, не перебивая. Они прогулочным шагом сделали небольшой кружок по владениям В.П. и теперь стояли у оранжереи. Здесь, в прохладной тени свирепствовали комары, и оба машинально их смахивали.

– Не нужно будет ждать, выдаст ли нам Козинец какой-нибудь перл или нет, можно сделать любой «откровенный» разговор, хоть с «голубым»… – рассказывал Шурик.

– Вы имеете в виду секс-ориентацию?

– Ну, конечно же, – увлеченно отвечал Шурик, – голубым может быть не только небо. Ведь в этом заведении, куда звонит наш друг, обязательно есть

и «голубые» собеседники, на все вкусы публики…

– Ну, допустим, – заключил Чудовский. – Посмотрим на проблему с другой стороны: будет ли молчать ваш приятель, имитатор? Нам придется ему полностью довериться.

– У него очень скромный достаток, – осторожно сказал Шурик, вспомнив, как Данилов почему-то отказался взять деньги.

– В такой игре высокие ставки, мы должны быть совершенно уверены в вашем приятеле.

– Ну, я просто думал, что есть много способов заставить его замолчать…

– Так, чтобы наверняка? – вытягивал Чудовский.

– Ну, в крайнем случае, все можно сделать, – неохотно сказал Шевчук.

– Вы религиозный человек, Александр? – он, казалось, говорил всерьез.

Отсюда, от оранжереи, открывался прекрасный вид на распластанную деревянную баню и бассейн перед ней. Едва заметный ветерок рябил воду бассейна, у края которого грелось на солнышке мощное тело Ольги Федоровны.

– Не знаю, насколько я религиозен. Это зависит от обстоятельств, – уклончиво ответил Шевчук. – Как говорят англичане, ит депендз. Если бы вы предложили, помимо экстрасенса, принять в наш штат батюшку, я, пожалуй, был бы против.

– Вы считаете, что все средства хороши? – не отреагировал на шутку Чудовский. – Считаете, мы можем распоряжаться чужими жизнями с легкостью, разве это дело не Господа Бога?

Фарисей, подумал Шурик. Он понял, что его «идея века» подверглась неожиданному испытанию. Но не он же, в конце концов, должен сделать так, чтобы Данилов не сказал лишнего; это и есть детали, которые должен бы взять на себя собеседник.

– Я маленький человек, – с деланным смирением сказал Шевчук. – А «Общее дело» – это… Нет, не Бог, но по сравнению с отдельным человеком – это высшая сила!

Лицо Алексея Алексеевича оставалось непроницаемым, но чувствовалось, что нечто подобное тот и хотел бы услышать. Не расстанусь с комсомолом, подумал Шурик, буду вечно молодым! И в порыве вдохновения продолжал:

– Козинец – наш непримиримый враг! Любыми средствами мы должны его уничтожить. Любыми! План, который я предлагаю, придуман не из любви к головоломкам.

– Вы, стало быть, согласны, что все средства хороши?

Боже мой, ну не заставит же он его, Шурика, нажимать на курок! В конце концов, это только слова.

– Да, – сказал Шурик, глядя прямо в глаза Чудовскому, – я с этим согласен!

Алексею Алексеевичу не очень нравился Шевчук, но он считал его полезным и перспективным для «Общего дела». Он был удовлетворен беседой с молодым коллегой, нечто вроде политзанятий. На это ни слов, ни времени жалеть не следует. Человек, отдельная личность – песчинка; может быть, важная, но не сопоставимая с «Общим делом» деталь. Чудовский

всегда жил в такой системе координат, только «Общее дело» было другим. Сейчас все демократы, но что изменилось? А Шевчук, по-видимому, более амбициозен, чем хочет казаться. Мы как бы просто прислушиваемся к его советам, а он как бы считает, что мы исполняем его замысел. Изумительно! Но в итоге, какая разница? Идея, конечно, требует доработки, но вполне может быть использована.

Ольга Федоровна поднялась с шезлонга, потянулась всем телом, и в том, как смотрели на нее Чудовский и Шурик, можно было бы почувствовать некую мужскую солидарность. Ольга Федоровна взглянула в сторону дома, потом обернулась к ним и, показывая рукой, закричала:

– Алексей Алексеич, Александр, чай пить, самовар готов!

Шурик остро ощутил благостность окружающего мира: лето, теплынь, яркая зеленая трава и блики на воде бассейна, самовар ждет – так покойно было, наверно, еще перед войной четырнадцатого года, до того, как впервые применили отравляющие газы.

– Видите ли, Александр, все не так просто, – сказал Чудовский.

Они медленно шли к дому. Алексей Алексеевич, степенный, словно академик живописи, тихо и внятно продолжал:

– Козинец звонит в агентство услуг по телефону, звонит из пустующей квартиры. Знаете, как он проникает туда, чтобы его никто не узнал?

– Как? – переспросил Шевчук. – В принципе, он не очень яркий парень, без лимузина и охраны его, может, никто и не узнает.

– Может и так, – согласился Чудовский. – Но он, представьте, устраивает маскарад. Мятая шляпа, темные очки, накладные усы, парик.

– Вот так цирк!

– Не цирк, а театр! Есть мнение, что здесь больше игры, чем конспирации. Дело не в том, что он хочет не узнанным войти в квартиру, он, будучи и один в квартире, не снимает свой карнавальный костюм. Он лицедействует, как вам это понравится!

– Узнаю почерк нашего аналитика – кандидата психологических наук госпожи Прокопчик.

– Верно, Александр, не вы один обдумывали проблему. Но представьте, то, что проделывает Козинец, не обязательно извращение. Он стремится сменить роль. Звонки в агентство – его маленький карнавал, как и парик, и темные очки. В этом, как считают специалисты, нет ничего сексуального. Ну и, наконец, «голубые» и все прочее… Сексуальная компрометация, предположим, нам удастся ее осуществить, признана не вполне надежной, если ставить себе целью убрать Козинца как политическую фигуру. Это категорический вывод.

– Тех же специалистов-аналитиков?

– Этот вывод сделал Тузков. То есть секс-компромат не помешал бы, но этого недостаточно.

– Так что же нужно? Чтобы старина Козинец кого-нибудь убил и съел?

– Это было бы лучше, – кивнул Чудовский.

На террасе уже дымился самовар. Стол, покрытый излишне роскошной белоснежной скатертью, был уставлен закусками, коробками конфет, хрустальными вазочками с разноцветным вареньем и ягодами, стаканами в серебряных подстаканниках.

Надо свалить Козинца, подумал Шурик, иначе вся эта прелесть жизни может рассыпаться.