Аннушка
Шрифт:
Пенку можно употреблять по-всякому. Можно есть совсем уж остывшую, намазывая её толстым слоем на большой кусок хлеба с маслом. Можно и без масла. Некоторые и без хлеба ухитряются есть, и ничего с ними пока не случалось. Вот к ним-то и я отношусь.
Но, оказывается, что самая вкусная пенка именно такая — горячая, густая, с шумно лопающимися
Стоим пробуем. Пчёлы, словно попрошайки, завистливо гудят над нашими головами. Но я сейчас не обращаю на них никакого внимания… Солнце заглядывает в наши ложки. Тоже, наверное, завидует. Ах, какая вкуснотища!
— Всё, еду на БАМ! — решительно заявляю я, вылизывая ложку. — Если, конечно, будете присылать варенье.
— А мы вам целое ведро вышлем, нам не жалко, — отвечает воробышек Коля. Он снова ухитрился испачкаться, на этот раз вареньем. — Прямо хоть сейчас вышлем!
Вот хитрец — моё место хочет занять!
— Ну уж нет, — твёрдо отвечаю ему. — Сейчас я буду есть пенку!
Когда мы прикончили кастрюльку с пенкой и, довольные, начали расходиться по домам, Аннушка призналась:
— Знаешь, Володя, я думаю, что никогда ещё в моей жизни не было так вкусно. И так хорошо тоже, пожалуй, не было. А тебе?
— Очень уж вкусная была пенка, — согласился·я.
— Ах, ничегошеньки ты не понимаешь! — радостно воскликнула Аннушка. — Ведь мы её своими руками делали!
Телеграмма
Сгибаясь под тяжестью сумки, навстречу шёл наш старый знакомый почтальон. Ещё издали он вежливо поздоровался с нами и начал рыться в сумке.
— Вам телеграмма, — сказал он. — Распишитесь, пожалуйста.
Я расписался и, пока Аннушка благодарила почтальона, прочёл телеграмму раз и ещё раз. Молча протянул Аннушке.
В телеграмме было написано:
«Командировка окончена тчк
— Ну вот, пора и домой собираться, — сказал я Аннушке. — Радуешься?
Молчит Аннушка, не знает, что ей ответить.
Только с печалью смотрит то на телеграмму, то на разбегающихся ребят.
Эх, мама, мама! Ты-то свои дела закончила, а мы…
До свидания!
Скучно…
Вот уже неделя, как мы возвратились из деревни.
Лежу в своей комнате, изо всех сил стараюсь работать.
Да плохо почему-то работается. Тихо вокруг и пустынно.
Слишком уж тихо и пустынно. Только что звонила Аннушка:
— Здравствуй, Володя! А я письмо получила! Уже сто банок закрутили и абрикосы начали собирать! А ты что делаешь?
— Да так, — уклончиво отвечаю Аннушке. — Пока ничего не делаю.
— А мне очень некогда, я писать буду ответ, — отвечает она. — До свидания!
В трубке запищало. Стало ещё грустней.
За окном ветер играет пожелтевшей листвой, взвизгивают на поворотах троллейбусы да такси. Во дворе прогуливаются мамы да бабушки с разноцветными колясочками. Ребятишек не видно — отдыхают ещё в лагерях, вот-вот должны возвратиться…
На столе недописанная работа лежит, меня дожидается. Скучно…
А где-то далеко, за тридевять земель; ласковое августовское солнце просвечивает сквозь выгоревшую листву, неподвижный воздух пропитан сосновой смолой и горьковатым дымом. А у плиты толкутся весёлые ребятишки, над ними, срываясь на басах, гудят золотистые пчёлы.
А главное, пенка в котлах пузырится. Очень хорошо там, где нас нет.
А что, если встать с дивана, подойти к телефону и, набрав знакомый номер, сказать Аннушкиной маме: «Слушай, Ирина… Ты, случайно, не собираешься снова в командировку, а?..»