Аномалье. Рассказы
Шрифт:
– Этого быть не может! – воскликнула она.
И в голову забралась нехорошая мысль, что пока она пребывала неизвестно где, ее космическую станцию атаковало нечто. Но тогда где оно и почему никак себя не проявляет? Если оно враждебно, оно давно бы уже дало о себе знать, равно как и тогда, если оно дружелюбно.
Стало страшно. Такого иррационального страха Тара не испытывала давно. Она тот час поняла, что сейчас находится одна в возможном зараженном некой субстанции помещении. Причем, она точно не знает, с кем или чем имеет дело, а значит не может выявить опасные мотивы.
Но...
А вдруг ей это вообще все приснилось?! Вдруг, находясь в каком-то другом состоянии сознания, она сама нажала кнопку разгерметизации?! Или могло быть так, что она сама впустила это нечто на станцию, и теперь, сообщив на базу она скорее всего будет вне спасения. Все эти и многие другие вопросы нещадно сверлили мозг, выдавая все новые и новые возможные варианты.
– Пульсар 200, это штурман Ник Волоколамский. Мой космолет пробил метеорит, разрешите пришвартоваться, чтобы заменить детали. Прием. Как слышно?
Тара вздрогнула, вцепившись в рацию закрепленную на плече.
– Пульсар 200, мне срочно нужна замена корпуса, разрешите состыковку. Мы терпим бедствие! СОС!
Конн взглянула на себя в зеркало. Бледное лицо выдавало не только усталость. Посмотрев на экран радара, она считала данные с компьютера рядом. Пилот космолета “Горизонт М” Волоколамский отлетал достаточно, чтобы отличить простую поломку от сложной. Она была знакома с Ником еще когда была земным кодером. И она не могла отклонить его запрос.
– Это Пульсар 200, вы можете пристыковаться к Южной базе. Шлюз открыт, технический отсек – тоже. Сообщите данные поломки. Конец связи.
В рации раздалось шипение, которое немного раздражало слух. Затем послышался шум состыковки с Южной базой и уставший голос Волоколамского сообщил:
– Это штурман Волоколамский. Повреждена двухслойная обшивка технической лаборатории. Отверстие примерно десять футов в диаметре. Нужна “лента Полянского” и техническая паста для склеивание обшивки. мы сами справимся, нам нужно было только где-то перекантоваться. Спасибо, что разрешили состыковку. Конец связи.
Странное слово “перекантоваться”, услышала Тара. В нынешнем веке уже давно никто так не говорит. Но более удивительно было другое. Тара вспомнила, что Ник Волоколамский несколько лет назад пытался воплотить в реальность голографических помощников для компьютерного оборудования космических станций и кораблей. Но технический прогресс отверг это изобретение.
Она включила обзорную вэб-камеру на Южной базе станции, чтобы пронаблюдать, как будет чиниться корабль. Это было иногда очень интересное зрелище для технаря. Но сейчас Тару интересовали вовсе не технические подробности повреждения, хотя она включила запись с вэб-камеры, как надлежало в инструкции: все записывать, ничего не пропускать! Тару интересовало другое. Она хотела увидеть как выглядел штурман Волоколамский, у нее появились сомнения насчет того, что она вообще такого знает.
Память
Спустившись по техническому трапу на Южную базу, Тара столкнулась с Волоколамским прямо нос к носу и сразу же узнала в нем не Николая, а Никиту.
– Привет, – улыбнулась она. – А где твой брат?
Волоколамский дал отмашку второму пилоту, сделать перерыв 15 минут. Он коротко вздохнул, положил “ленту Полянского” на пол и повернулся к ней.
– А ты что, не в курсе, он погиб в том злосчастном рейсе, где выжила твоя подруга.
Тара сперва не совсем поняла, о какой подруге речь. И даже о каком рейсе, поэтому спросила, что произошло с его кораблем. Вряд ли она хотела узнать подробности, просто для порядка.
– Я забыл включить дополнительную защиту корпуса и мы попали в метеоритный поток в районе Ио. Хазарову пришлось спасать ситуацию, расстрелом метеоритов, но обшивку это не спасло. Нас потрепало маленько, как видишь, – пояснил он ситуацию.
Тара помнила Никиту Волоколамского, как вообще не сторонника дальних полетов. Мало того, он никогда не “болел” небом как его брат, Николай. Никита играл в космоболл и показывал отличные результаты, Международная федерация Косболла даже хотела взять его на Чемпионат через пять лет. Это очень большое достижение для парня из неспортивной семьи.
– Вот никогда бы не подумала, что увижу тебя пилотом космолета, – выразила свои мысли Тара, смотря как второй пилот Хазаров и его помощник быстро восстанавливают “пробоины”.
– О чем это ты?! – искренне удивился Никита. – Я всегда грезил небом, это Николу приходилось едва ли не таскать с собой на космические сессии!
Теперь пришла очередь Тары удивляться. Она поймала себя на мысли, что они с Никитой говорят будто о разных временах. Мало того, о разных событиях!
– Ты разве не собирался стать космоболлистом и покорить весь Млечный путь на Чемпионате через два года?! – поинтересовалась Тара, смотря на бледное лицо Никиты. – И шрам... Поди оттуда?
Не было этого шрама на щеке у Никиты, когда они виделись на игре в последний раз. А сейчас сложилось впечатление, что шрам был уже давнишний.
– Ты словно с Альдебарана свалилась, Конн! – воскликнул Никита, выуживая из кармана комбинезона фотопленку. – Вот, гляди, как я шрам получил. Фотограмма давнишняя, так что не обессудь.
Этой фотограмме было явно лет двадцать. Выходило, что Никита получил шрам еще в детстве. Таре начало казаться, что после ночного происшествия она начинает путать времена, даты и людей.
– Если бы Никола не погиб в той экспедиции, – грустно сказал Никита. – Как пить дать, он бы изобрел ту голографическую прослойку для невидимки для космолетов для дальних полетов. Если бы...
Таре стало снова страшно. Поэтому она попрощалась с Никитой, сославшись на массу работы и побрела к себе в отсек, где снова попыталась запустить свою голограмму. Тщетно. Ее словно не существовало! Но как такое могло быть? Она собственноручно придумала и собрала ее! Если конечно...
Тара едва не задохнулась воздухом от пришедшей ей в голову мысли.