Аномалия
Шрифт:
– Виктор, дело не в нашей придурковатости. Люди, работающие в Медузе, волей-неволей становятся суеверными. Если ты не пройдешь проверку, не докажешь, что способен думать по-особенному, смотреть и видеть, дышать, в конце концов, так, как надо, никто из инсайдеров не встанет с тобой в связку. Ты можешь отказаться, можешь быть проходцем, те тоже иногда сбиваются в группы, но тогда будешь действовать на свой страх и риск. Велик шанс, что ограбят, надуют, попросту убьют. Там слишком разношерстные волки.
– Да я и один справлюсь, – пожал плечами Куликов.
– В
– Не аргумент, – не сдавался Виктор.
– Когда ты становишься инсайдером, тебя официально причисляют к бригаде, – инсайдер объяснял терпеливо, усиливая слова жестами. – Ты получаешь доступ к рынку, к каналам сбыта, к информации. У тебя всегда будет работа и крыша над головой. И у тебя будет намного меньше проблем с Комитетом, что немаловажно в этом городе.
– А что, для Комитета есть разница между инсайдером и проходцем?
– В Медузе нет, там все равны. Там действуют свои законы. Но здесь, на нормальной земле, – Торпеда подчеркнул слово «нормальной», ткнув пальцем в столешницу, – все решают деньги. Поэтому тут нас не трогают, тут договоренность. Потому запомни первое правило – все происходящее в Медузе там же и остается. Там ты выживаешь, тут – живешь.
– И что, любое действие, совершенное там, – Виктор неопределенно качнул головой, имея в виду Медузу, – сходит тут с рук?
– Не любое. Потом сам все поймешь.
Торпеда допил кофе, отставил чашку, выжидающе поглядывая на Куликова. Виктор решил не торопить события, выяснить все до конца.
– А не боишься, что я засланный казачок? – спросил он, хитро прищурившись.
Торпеда усмехнулся, достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок. Раскрыл его, протянул Виктору. Куликов прочитал вслух: «Проверенно. Мин нет». И чья-то размашистая подпись внизу.
– Что это?
– Это мой карт-бланш на наш с тобой разговор, – Торпеда бросил лист на стол. – Тебя проверили через нужных людей, пробили по картотеке Комитета. Ты чист. Ты не смотри, что мы похожи на сборище авантюристов, каждый из претендентов проверяется максимально тщательно и приводится в это место только после утверждения его кандидатуры самим Михалычем. Он о своей бригаде печется лично.
– Кто такой этот Михалыч? Завербовали меня от его имени, все его знают, он знает всех. Большой Пахан?
Торпеда рассмеялся, помахал рукой:
– Да нет. Михалыч наш работодатель, наша «крыша» и наши гарантии. Умный, тертый мужик. Но он не главный босс, он просто один из самых лучших и успешных бригадиров города. На Михалыча работают четыре команды и еще несколько одиночек, примыкающие к разным группам. Я их тебе потом покажу, если срастется. Это – свои. Остальных считай соперниками, а иной раз и врагами, особенно команды других бригадиров. Они в этом клубе не появляются, у них свои места сбора.
Торпеда замолчал, пожевал губы. Видя, что Куликов не берет инициативу в свои руки, прямо спросил:
– Долгая вышла беседа, но давай уже поставим точку. Ты мне просто ответь, и я пойду: ты пробуешь Медузу или нет?
Куликов почесал
Что, собственно, ему терять? Что осталось такого ценного, чем нельзя пожертвовать? Какая еще может быть плата за возвращение к нормальной жизни его семьи, как не тот риск, на который он согласился, садясь в поезд со Стасом? Ответ прост, а путь назад жалок и предсказуем, как тупик. Нужно решать немедленно, не размышляя, наперекор. Чтобы всем доказать, чтобы доказать самому себе. Спиться или умереть? Смотреть на недоедающих мать и сестру или умереть? Да катись ты к чертям, такая жизнь!
– Я пойду с тобой, – просто ответил Виктор и будто в прорубь прыгнул, даже мурашки побежали по спине.
Торпеда поднялся, протянул ему руку. Куликов пожал широкую как лопата ладонь. На душе как-то стало свободнее и легче, исчез груз ожидания.
– В 22.00 встречаемся у входа. Ничего с собой не бери. Увидимся, – дал указания Торпеда, махнул рукой бармену и направился к выходу.
Куликов тоже бросил взгляд на бармена. Костик, улыбаясь, показал ему кулаки с поднятыми большими пальцами. Виктор лишь пожал плечами.
Глава 5
К десяти часам вечера погода окончательно испортилась. Ливень, подгоняемый сильным ветром, хлестал по домам и улицам, не выбирая цели, словно обезумевший пулеметчик. Тяжелые капли разбивались вдребезги, окатывая редких прохожих холодными брызгами.
Куликов стоял под козырьком кабака, накинув на голову капюшон куртки, и грел озябшие руки в карманах. Он уже порядком успел продрогнуть, когда из темноты вынырнули две фигуры и направились к нему, шлепая по лужам. В блеклом свете фонарей Куликов узнал Торпеду и его напарника, Борхеса. В отличие от Торпеды, Борхес имел вид субтильный, интеллигентный. Ему на вид было за сорок, на обветренном лице блестели умные живые глаза.
Оба были одеты в маскировочные комбинезоны, черные вязаные шапки и тяжелые армейские ботинки. На громиле, помимо всего прочего, покачивался полами расстегнутый разгрузочный жилет.
Инсайдеры подошли к Виктору. Поздоровались. Молча покурили под козырьком. Ливень пошел на спад, словно только этого и ждал. Наконец, Торпеда критическим взглядом окинул одежду Куликова, махнул рукой, приглашая следовать за ним.
– Пора, выдвигаемся.
Они пошли прочь от «Малой Земли», направляясь в сторону окраин. Насколько помнил Виктор, эта дорога должна была провести их сквозь частный сектор, за которым начиналась роща.
Шли молча, лишь шмыгал носом Борхес. Ориентиром служили редкие фонари, тусклыми звездами висящие в сыром воздухе. То ли от холода, то ли от нервного напряжения Виктора охватила легкая дрожь. Сжав кулаки в карманах, он старался унять ее.
Да, конечно, Куликову было не по себе. Это перед инсайдерами он мог куражиться и хорохориться сколь угодно, пытаясь сохранить лицо. Страх перед неизвестностью давал о себе знать, путая мысли, заставляя сердце биться чаще. Что впереди? Что ждет за Периметром?