Аномальная зона
Шрифт:
– Честно говоря, трудно во все это поверить, – признался Хрустов. Семигорцев кивнул головой:
– Согласен. Но факт сегодняшних дорожных неприятностей не отрицаете? Вот такие вот факты мы и изучаем. Никакой особой романтики. На девяносто процентов рутина, хотя элемент экзотики присутствует.
Раздавшийся грохот не дал ему договорить. В распахнувшуюся дверь комнаты ввалилось и обрушилось на пол человеческое тело. От неожиданности Хрустов чуть не подпрыгнул в кресле. Однако хозяев офиса вторжение не особо удивило. Семигорцев раздраженно нахмурился, а секретарша, поднимаясь от компьютера, весело объявила:
– Командор, Вы дверь опять забыли закрыть!
В
– Настя, Вам помочь? – вежливо поинтересовался Семигорцев. Но помощь не требовалось. Еще раз, встряхнув качающееся тело, секретарша схватило его подмышки, и уверенно повела к выходу.
– Сосед, двери постоянно путает, -пояснил Семигорцев.
– А я уж думал опять фокусы аномалии,- признался Хрустов.
– В нашем отечестве, к сожалению, грань между аномалией и стандартной психофизической реальностью быстро стирается, – печально констатировал собеседник, – Скоро и в экспедиции не надо будет ездить. Правда, на наш век "полевых" работ еще хватит. Кстати, ближайшая поездка через две недели. Предлагаю принять участие…
Отправление
Знаменитая трехвокзальная площадь столицы с некоторых пор навевала Хрустову далеко не лучшие мысли и чувства. Правда, по молодости он почти убедил себя в привязанности к музе дальних странствий. Но потом частые командировки превратили романтику путешествий в нудную обязаловку. А в девяностые годы московские вокзалы вообще превратились в мерзкие отстойники городской нечисти. С того времени в память врезались мрачноватые картинки:
Плохо одетая людская толпа с огромными клетчатыми сумками и тюками. В глазах злость, растерянность, недоверие, словно каждый второй вокруг потенциальный вор или обманщик. По краям людского потока, как гнойные раны, лица бомжей, а из музыкальной палатки гимном новой рыночной отчизне летит разухабистая "блатная" песня. Под ее незатейливый мотив пляшет вместе с бомжихой молодой пьяный придурок. Проходя мимо, кто-то опускает глаза, кто-то наоборот весело скалится:
– Знай наших! Гуляй Россея!…
Вылезая из такси, Хрустов сразу почувствовал, что вокзальная атмосфера не особо изменилась. Правда, публика в целом выглядела прилично, но какое-то недоброе напряжение по-прежнему витало над толпой. Выгрузив из багажника ящики с аппаратурой, Семигорцев и Хрустов двинулись к платформам Ярославского вокзала. По дороге пришлось огибать компанию маргиналов, которые прямо посреди площади устроили громкую разборку. Личности с испитыми лицами, выкрикивая угрозы, толкали и хватали друг друга за одежду. Особенно бросался в глаза молодой вихрастый парень. Агрессия хлестала из него фонтаном. Орал он громче других, а взгляд бешено метался по сторонам, словно искал усомнившихся в его пьяной отваге.
– Господи, забраться бы куда-нибудь от всей этой дряни подальше! – размышляя вслух произнес Семигорцев. Хрустов хотел поинтересоваться, водятся ли такие типажи в аномальных зонах. Однако подумал, что вопрос, пожалуй, прозвучит глупо. А вообще аномалия виделась ему чем-то сказочным, лубочным, сочно зеленым. Наверное, по контрасту с городом, который на вокзалах выворачивался своей самой грязной изнанкой.
Поезд уже стоял на платформе, и у плацкартов выстроилась очередь на посадку.
Пока Сидорин и Семигорцев вели переговоры с проводницей по поводу лишнего груза, Хрустову с Николаем пришлось перетаскивать этот самый груз в купе. Стоило Антону замешкаться в проходе, как он тут же получил от нового знакомого нагоняй за нерасторопность. Не желая больше получать подобных упреков, Хрустов стал суетливо распихивать багаж по полкам. Но и тут его отчитали в весьма не деликатной форме:
– Ты чего делаешь, земляк?! Тебе тут чего, миллион полок!
Взяв руководство в свои руки, Николай аккуратно разложил чемоданы и поинтересовался:
– В каких войсках служил, земеля?
Общение Хрустова с армией ограничивалось военной кафедрой и несколькими сборами в Подмосковье. Соврав, что служил в инженерных войсках, он почувствовал, что краснеет.
– Все ясно, инженер,- издевательски протянул Николай- так мы тебя звать и будем.
В это время на пороге купе появился Семигорцев и неожиданно резко заявил:
– Нашего уважаемого спонсора Вы, Николай, будете звать Антоном Петровичем.
– Слушаюсь, командор! – отрапортовал Николай, шутовски вскинув ладонь к стриженому виску. Но чувствовалось, что Семигорцева этот тип почему-то побаивается. Хрустов же смутился еще больше. Хотя большая часть продуктов была закуплена на его деньги, спонсором он себя совершенно не чувствовал. Но за неожиданную поддержку был благодарен.
Разрядил обстановку Сидорин. Ввалившись в купе, он сразу же извлек из сумки четыре бутылки и пива, и торжественно объявил:
– За начало!
– Еще не тронулись! Ты что, Петя, традицию забыл? – проворчал Семигорцев.
– Ладно, подождем, – охотно согласился Сидорин и, достав газету с кроссвордом, устроился у окошка.
Через пятнадцать минут поезд, лязгнув колесными парами, медленно пополз вдоль перрона. Чокнувшись пивными бутылками, все четверо сделали по большому глотку и Сидорин, наверное, опять же по традиции, произнес:
– Поехали!
Несколькими часами позже Хрустов лежал на верхней полке, и безуспешно пытаясь заснуть, боролся с навязчивыми мыслями. Внизу тусклый свет маленьких лампочек выхватывал из полумрака шарообразный затылок Николая и квадратные плечи Сидорина. На равно удаленном расстоянии между ними позвякивала в такт колесам недопитая бутылка водки. На соседней верхней полке, вытянувшись под одеялом, дремал Семигорцев. Сквозь стук колес долетали несвязанные обрывки армейского жаргона. Коля хвастался ратными подвигами в какой-то горячей точке. Сидорин за все время произнес не больше двух трех слов, зато не забывал разливать. Чокаясь, они залпом, опрокидывали в себя содержимое стаканов, закусывали половинками помидора, и монолог продолжался. Наконец, Семигорцев, свесился с полки, и напомнил, что подъем через три часа и настоятельно рекомендовал угомониться.