Аномальщик. Часть 1
Шрифт:
Почему в бывшем Советском Союзе всякие поистине грозные системы, получали такие мирные имена? Тополь, Гвоздика? А на западе, что ни танк, то Леопард или Абрамс (фамилия генерала)? Конспирация? Да ну, не смешите меня. У нас, до тех пор, пока что–то не выпускается у военных серийно, имеет название «изделие № …». И все. Без изысков и премудростей. Однако наши самолеты называются инициалами конструкторов, а у них Миражи да Фантомы.
Короче, я пришел к тому пониманию, что названия придумываются не просто так. В них влаживается смысл, назначение вещи или область деятельности человека, если это прозвище. Причем даже если осознанно хотели
Тем более в случае с Лешим и Ко, у меня нет оснований пока, обвинять их в излишнем пафосе или самовозвеличивании. Так что, если он называет кого–то «Воином», то предполагается, что он сражается с чем–то или кем–то. Так же и «Учитель». Чему он учит? Что привлекло внимание такого умника, как Леший, что даже тот называет его так?
Да куда ж он так мчится–то, лось? Фух. А может это он, тот парень, научил Лешего, тому, что тот сейчас говорит? Тогда смысл в звании «Учитель» прямой. Учил потому как. Тогда «Воин» тут, каким боком? А еще и Лидер. Блин, запутал меня по полной.
И главное, ничего толком не объясняет. Потом. Когда? Почему именно зимой? Почему именно это время года, по их мнению, наиболее подходит для объяснений? Опять загадка, не имеющая никаких зацепок для отгадывания. И остается только ждать, надеясь, что все же получу ответы на свои вопросы…
Всего три дня здесь. Но ощущение, будто городская жизнь, это сказка. Сон, приснившийся поутру, и до сих пор иногда вспоминающийся под шелест древесных крон…
Я поймал себя на мысли, что не вижу ничего необычного в том, что уже две ночи сплю в лесу, при не такой уж и высокой, больше, даже очень невысокой, температуре. Ночевал я уже до того, пару раз в палатках. Те ощущения были просто непередаваемы. Оба раза, вставал, будто ночью меня дубасили, оба раза изрядно замерз, хоть дело и было летом. Сейчас же никаких отрицательных ощущений, более того, вставал я часов в семь утра и что немаловажно сам, чего раньше я за собой не наблюдал никогда. Считаю себя характерной «совой», а вот, поди ж ты…
Самочувствие при этом было просто превосходное, чувствовал себя свежим, полным сил, голова была ясная, как после отпуска. Может это рыскание по лесам окрестным так благотворно влияет?
В общем, даже если и не принимать во внимание, определенный интерес, что проснулся у меня в связи с последними событиями, я отдохнул так, что можно плюнуть на очередной отпуск. Такое, очищение что ли, я чувствовал только раз в жизни, после месяца в санатории «Самоцвет»…
То есть удался отдых на все 200 %. Но было еще одно ощущение. Несмотря на весь свой скептицизм, я чувствовал, что прикоснулся к чему–то такому, очень невероятному, чудесному. И, несмотря на мое критическое отношение к таким вещам, все это, помимо моего желания, входит в мою жизнь.
Вообще я чувствовал иногда каким–то раздвоенным. Одна часть меня, сходу отвергала все, что видела и слышала, называя это выдаванием желаемого за действительное.
А когда факты и доводы кончались, еще один, очень тихий голос(нет со мной никто не говорил, просто приходили еще мысли) ни в чем не убеждая, напоминал, что я видел это все своими глазами. И коль, я видел это, то и остальное, как минимум частью, имеет место быть. И рациональная, думающая часть меня, не находилась, что сказать…
… Ноги еще гудели, после марш–броска, что мне устроил Леший. Вот и спрашивай его после этого о чем–нибудь. Возьмет снова, вместо ответа, ломанет по перелеску. Но если он думает, что я забыл, о чем мы говорили, то он глубоко ошибается.
После ужина, Леший сам подсел ко мне. Отпивая чай из кружки (кстати, он уважал крепкий, заваренный из «рассыпного» листа, а не пакетики), он просто сидел рядом, ничего не говоря и не спрашивая. В левой руке, между пальцами дымилась сигарета.
Допив чай, он посидел еще некоторое время молча. У меня, несмотря на всю мою решимость поспрашивать, сейчас это делать, не было никакого желания. Вот не было и все. Тем неожиданнее прозвучал вопрос Лешего:
— Тебя ничего не напрягает? — сказал он, все также смотря перед собой.
— А что должно напрягать? — ответил я вопросом.
— Все это, — обвел он рукой вокруг. — Лес, мы, места.
Про места, это он очевидно аномалии в виду имеет.
— Поначалу. А теперь, либо я начинаю привыкать, либо это шок, и скоро я расплачусь.
Леший чуть улыбнулся в ответ.
— А ты задавал себе вопрос, почему? Почему ты начал к этому привыкать?
— Человек ко всему привыкнуть может, — решил я блеснуть умом. — Даже к боли.
— Отчасти я с тобой соглашусь, — ответил Леший. — Но поверь, к этому нельзя привыкнуть.
— К чему же?
— К тому, что ты узнал за это время.
— Но я же вот, привыкаю. Хоть и диковато это все, но все–же.
— Да. Только ты не ПРИВЫКАЕШЬ, а ПРИНИМАЕШЬ. Большая разница поверь. Твоему мозгу приходиться принимать такую данность, что он не всегда теперь сможет управлять даже самим собой.
Он пристально взглянул на меня.
— Даже этот факт, не вызывает у тебя отторжения, — он отвел взгляд. — А между тем, да будет тебе известно, это не есть нормально.
Я с удивлением покосился на него. Кто бы рассуждал про норму, так только не он!
— Знаешь, как обычно реагируют люди на то, что довелось увидеть и испытать тебе? — продолжал Леший. — Посылают. Далеко и надолго. Просто не принимают это. Даже увиденное собственными глазами, они воспринимают, как хитрый фокус или обман зрения. Галлюцинацией, в лучшем случае.
Он вздохнул, поставил кружку на землю, рядом с собой.
— А так воспринимают это, только те, кто готов к этому. Кто и раньше задумывался над тем, почему так однобоко, так коряво объяснен этот мир теми, кто считает себя знающими.
— Ты думаешь, я такой?
— Я не думаю, я убедился.
— Но… — я запнулся. — Не могу понять. Как же можно отрицать очевидное?
— Вот так, — ответил Леший. — Вспомни, ты сам недавно оказался в таком положении.
— Это когда? — удивился я.
— Сегодня утром. Когда мы еще туда шли. Вспомни.
Я напряг память. И вспомнил. Вот как, значит…
— Обычный человек никогда не поймет Сильного. То, что очевидно для него, просто непонимаемо с точки зрения логики того, кто слабее.