Антаподосис. Книга об Оттоне. Отчет о посольстве в Константинополь

Луетпранд Кремонский

XXXIV. Сверх того, этот Адальберт, - да уберегут себя от этого все добрые люди, - был человеком самых отвратительных нравов. Правда, пока он был молод и кровь его кипела, он славился удивительной человечностью и святостью; так, если возвращаясь с охоты, встречал он бедняка и не имел с собой ничего, что мог бы ему дать, то сразу же, не задумываясь, уступал ему свой рог, висевший на шее на золотой цепочке, а позже выкупал его обратно за столько, сколько тот стоил. Зато позже он приобрел столь дурную славу, что и стар, и млад пел о нем такую правдивую песню. Чтобы было благозвучнее, скажем ее по-гречески: ‘ , , , Адельбертос комис куртис, макроспатис, гундопистис\ что означает: «Длинный меч у него, но короткая верность».

XXXV. По его и некоторых других итальянцев призыву названный Людовик и пришел в Италию. Узнав об этом, Беренгар немедленно вышел ему навстречу. Людовик же, увидев, что войско вышедшего против него

Беренгара огромно, а его собственное мало, в страхе был вынужден дать клятвенное обещание, что, если тот его отпустит, он никогда больше не поддастся ничьим уговорам и не придет в Италию. Беренгар же потому так легко изгнал Людовика, что посредством многочисленных даров обеспечил верность Адальберта⁶⁰, могущественного маркграфа Тосканы.

XXXVI. Но по прошествии малого времени король Беренгар стал неугоден названному Адальберту. Свою лепту в это дело внесла его жена Берта⁶¹, мать того короля Гуго⁶², который позже, уже в наше время, правил в Италии. И вот, по совету этого маркграфа, прочие итальянские князья опять пригласили прийти к ним того самого Людовика. Тот же, из-за стремления к власти забыв о клятве, пришел в Италию.

XXXVII. Беренгар, увидев, что Людовик принят как итальянской, так и тосканской знатью, отправился в Верону. Но Людовик вместе с итальянцами не прекратил преследование и, изгнав его также и из Вероны, силой подчинил себе все королевство.

XXXVIII. По свершении этого Людовик, объехав кругом всю Италию⁶³, решил увидеть также и Тоскану. Покинув Павию, он отправился в Лукку, где и был с почетом и удивительным великолепием принят Адальбертом.

XXXIX. Когда Людовик увидел, что во дворце Адальберта столь много славных рыцарей, столь велико достоинство и столь обширны расходы, то, охваченный завистью, сказал потихоньку своим людям: «Его скорее можно назвать королем, а не маркграфом; он ничем не ниже меня, кроме титула». Слова эти не укрылись от Адальберта. А Берта, женщина весьма разумная, услышав об этом, не только отвратила от верности [Людовику] своего мужа, но и настроила против него прочих князей Италии. Потому-то и вышло, что когда тот, вернувшись из Тосканы, пришел в Верону и жил там, ничего не опасаясь и не ожидая ничего дурного, Беренгар, подкупив городских стражей и собрав храбрейших мужей, в ночной тишине вступил в город.

XL. Река Атезис⁶⁴, подобно Тибру в Риме, протекает по самой середине города Вероны. Через нее построен огромный мраморный мост удивительной работы и удивительной величины. С левой стороны реки, обращенной на север, город укреплен крутым и труднодоступным холмом; так что, если та часть города, что лежит на правом берегу упомянутой реки, будет взята врагами, эта вполне может мужественно обороняться. На вершине этого холма была сооружена дорогой работы церковь и освящена в честь блаженнейшего князя апостолов Петра; здесь-то ради церковного наставления, а также из-за укрепленности самого места и пребывал Людовик.

XLI. Итак, Беренгар, войдя, как мы говорили, ночью в город, тайно от Людовика перешел со своими людьми мост и перед самым рассветом добрался до него. Тот, разбуженный шумом и криком воинов, пытался выяснить, что случилось, и бежал в церковь; никто, кроме одного из воинов Беренгара, не знал, где укрылся [Людовик]. Но и он, побуждаемый милосердием, хотел не выдавать его, но спрятать. Все же, опасаясь, что узнанный другими, он будет выдан и наказан смертью, воин пришел к Беренгару и сказал следующее: «Поскольку Бог был столь милостив к тебе, что предал в руки твои врага твоего, то и тебе следовало бы исполнить его наставления, вернее повеления. Ведь говорит Он: «Будьте милосердны, как был милосерден Отец ваш. Не судите, и не судимы будете. Не осуждайте, и не будете осуждены»⁶⁵. Тогда Беренгар, как человек весьма разумный, понял, что воин знает, где прячется [Людовик] и дал ему ответ в духе софистов: «Неужели ты думаешь, болван, что я хочу убить человека, тем более короля, которого Бог предал мне? Разве не пощадил святой Давид царя Саула, отданного Богом ему в руки, хотя мог убить его?». Тогда воин, убежденный этими речами, открыл ему место, куда бежал Людовик. Когда его схватили и привели к Беренгару, тот обратился к нему с такой гневной речью: «Доколе же ты, Людовик, будешь злоупотреблять нашим терпением?⁶⁶Сможешь ли ты отрицать, что и в то время, когда благодаря моей осмотрительности мои отряды окружили тебя, ты еще мог что-то сделать против меня? И что

я, склонный к милосердию, которого ты не достоин, отпустил тебя? Разве, - говорю я, - не чувствуешь ты, что запутался в сетях собственного вероломства? Разве не уверял ты меня, что никогда более не вернешься в Италию? Тем не менее, я дарю тебе жизнь, как обещал это тому, кто тебя выдал, но выколоть глаза тебе не только приказываю, но и строго повелеваю». Вслед за тем Людовик был лишен зрения, и Беренгар овладел королевством⁶⁷.

XLII. Между тем, ярость венгров, не имея более возможности изливаться на саксов, франков, швабов и баваров, обрушилась на Италию, где никто не оказывал им сопротивления. Беренгар же, поскольку не мог положиться на верность своих вассалов, сделал венгров своими друзьями⁶⁸.

XLIII. Но и сарацины, которые, как я говорил, заселили Фраксинет⁶⁹, подорвав силы провансальцев, стали производить немалые опустошения в соседних с ними землях Верхней Италии. Разграбив многие города, они подошли к Аквам - городу, отстоящему от Павии почти на 40 миль. Город получил это название от теплых вод⁷⁰, чудесным образом заключенных ради купания в четырехугольное здание.

Это внушило всем такой страх, что никто не ожидал их прихода иначе, как в самых укрепленных местах.

XLIV. В это же время сарацины, отплыв на судах из Африки, заняли Калабрию, Апулию, Беневент и почти все римские города, так что в каждом городе одной половиной владели римляне, другой - африканцы. На горе Гарильяно⁷¹ они соорудили укрепление, в котором в полной безопасности держали жен, детей, пленных и все свое добро. Никто, ни с запада, ни с севера, не мог пройти в Рим, чтобы помолиться у могил блаженнейших апостолов, не будучи схвачен ими и отпущен только за немалый выкуп. Хоть несчастную Италию немало угнетали и венгры, и сарацины из Фраксинета, никто не причинил ей столько зла и несчастий, как африканцы.

XLV. О причине, по которой они отплыли из Африки и прибыли в Италию, говорят следующее. Когда скончались августейшие императоры Лев и Александр, Константинопольской империей правил Роман, - мы еще скажем о нем более подробно⁷², - вместе с Константином, сыном императора Льва, который и поныне жив. И вот, как обычно бывает, в первый год после того, как Роман принял власть, против него попытались восстать некоторые народы, в особенности dvaxoXixai, анатолике, то есть восточные. Случилось, что пока император отправлял войска для их усмирения, против него восстали Апулия и Калабрия, две области, еще служившие тогда империи. Отправив бблыную часть войск на Восток и не сумев набрать [нового] необходимого по численности войска, император сначала обратился к ним с просьбой - добровольно вернуться к прежней верности [империи]. Когда же те отказались, сказав, что никогда не сделают этого, он в ярости тотчас же обратился к королю Африки, предлагая ему [щедрое] вознаграждение, если тот с помощью своей доблести подчинит ему Апулию и Калабрию. Король Африки, идя навстречу посольству, отправил на судах в Калабрию и Апулию огромное войско и путем величайшего насилия подчинил обе эти области власти императора. Но, уйдя по прошествии определенного времени из этих областей, [сарацины] обратили свой взор на Рим, сделали гору Гарильяно своим опорным пунктом, напали и силой овладели многими весьма укрепленными городами.

XLVI. Господь наш Иисус Христос, единовечный и единосущный Отцу и Святому Духу, чьим милосердием полна вся земля⁷³, желает, чтобы ни один человек не погиб, но чтобы все спаслись и пришли к познанию истины, дабы не погибнуть; один Бог предвидел это и до сотворения мира, и после сотворения всего, когда создал Он человека, как господина над всеми тварями и правителя, и когда выкупил его в конце времени пролитием собственной крови тот истинный человек и истинный Бог, - не двое, но один, - и одних привлек к любви своей и радости собственной отчизны благодеяниями, а других вынудил к этому страхом, но не ради себя, -ибо ни добро наше не служит Ему к прибыли, как свидетельствует пророк, говоря: «ибо не нуждаешься в наших милостях»⁷⁴, ни зло наше не может причинить Ему вреда, - но ради нашей пользы. И вот, поскольку благодеяния Его мы презрели, Ему было угодно на время наказать нас такого рода ужасом. Но, чтобы сарацины не издевались слишком долго и не говорили: «Где же Бог шс?»⁷⁵, Бог обратил сердца христиан так, что им более хотелось сражаться, чем как прежде бежать.