Антарктический «Котобой», или Приключения подо льдами

Зима

в этом году выдалась холодной. Вернувшиеся из Амазонии котобои мёрзли.

– Пе-пе-переакклиматизация, – говорил Шустер.

– И где ты таких умных слов набрался? – вздыхал Котаускас, подбрасывая дрова в печь.

Вопрос был риторический: всё свободное время младший матрос проводил за компьютером. Поэтому Котаускас в шутку называл его компьютерной мышью или компьютаном Шустером.

Свой планшет мышонку оставил Котя. Отъевшись на домашних харчах, младший сын старпома укатил в город делиться опытом тушения огня с аэростата.

Тима с Лизой тоже недолго гостили в Котьме и вскоре уехали в Москву. У них начинались репетиции новой цирковой программы «Кошкин дом», где номер с зонтиком усложнили прыжком через огненное кольцо.

Афанасий, с таким нетерпением ждавший внуков и мечтавший о продолжении морской династии, был несколько разочарован. Из трёх наследников двое оказались… внучками. К тому же от воспитания внука его почти отстранили.

– Папа, не трогай его! Ты с мороза! Застудишь Васеньку! – кричала Сима.

– Дед, ты лапы мыл? Ещё занесёшь какую-нибудь инфекцию, – добавляла Марианна.

– Когда это коты мыли лапы? – возмущался Афоня. – Немытое ели. И здоровыми росли…

– Тогда была другая экология!

– Какая такая другая? – ворчал старпом. – Ничего, Васька, – шептал он внуку, – дождёмся лета, заберу тебя на лодку, и заживём нормальной здоровой жизнью…

Скучно зимой в деревне. В прежние годы котобои ремонтировали лодку, красили, перебирали двигатель. А на новой яхте и ремонтировать было нечего: законсервированный «Котобой» дожидался своего часа в сарае Котаускаса. Туристов, которые приезжали в Котьму, Афоня на дух не переносил. Иногда старпом заглядывал к друзьям. Но те были заняты своими делами. Шустер нашёл в планшете какую-то географическую программу и совершил уже семь виртуальных кругосветных путешествий. А Котаускас с утра до вечера перебирал старые вахтенные журналы. Он по совету Васькина решил писать книгу воспоминаний. Васькин даже название придумал бойкое:

Начал Котаускас размашисто:

Я познакомился с морем, когда мне было не больше недели отроду. Меня схватили за шкирку и бросили в воду, но я выплыл. Вкус материнского молока и солёной волны стали моими первыми ощущениями. «Смотри, какой упорный, – сказал хозяин, когда я, весь дрожавший, выбрался на берег. – Ладно. Выплыл, пускай остаётся…»

Однако дальше этого фрагмента дело у мяумориста не шло.

– Ну, как успехи? – по три раза в день просовывался в форточку Васькин.

–

Никак, – хмуро отвечал Котаускас. – Думаешь, это просто…

– А может быть, тебе попробовать начать с конца?

– Как это – начать с конца?

– Ну, например: «За свою долгую жизнь я обошёл все моря и океаны. И теперь, оглядываясь на пройденный путь, на склоне лет решил рассказать…»

– На каком ещё склоне?

– Ну, это так выражаются…

– И потом я не все моря обошёл, – уточнил капитан. – И в Южном океане не был.

– Океаном больше, океаном меньше. Впрочем, тебе виднее…

Котаускас бродил по дому и грыз свою трубку.

– А может, тебе бросить это занятие? – посоветовал Афоня.

Но капитан «Котобоя» привык всегда доводить начатое до конца. Ёксель-моксель-таксель-брамсель!

У всех свои неудачи и печали. Младший матрос Шустер не просто так просиживал дни и ночи в интернете. Давно известно: чем ты меньше, тем больше у тебя мечты и шире планы. Мышонку хотелось совершить какой-нибудь необыкновенный подвиг, какое-нибудь удивительное открытие.

– Родиться бы нам на двести лет раньше!!! – вздыхал он.

– Почему на двести, а не на триста или на пятьсот? – пожимал плечами Котаускас.

– Двести лет назад открыли Антарктиду. Я читал, что на корабле Беллинсгаузена были и коты и мыши. Это могли быть мы!.. А теперь все великие открытия уже совершены. Все мельчайшие островки нанесены на карты. Эх, была бы Земля побольше…

– Планета ему маловата, – улыбался Котаускас. – У тебя, младший матрос, мания величия!

Чего-чего, а снегу на Севере всегда хватало. Но в первых числах декабря на Котьму обрушился небывалый снегопад. Такого даже старый Тимофей Тимофеич не припоминал: снег шёл три дня подряд, засыпал заборы, сараи и дома по самые крыши. У некоторых изб из снега торчали только печные трубы, возле которых грелись воробьи и вороны…

– Великая сила – природа, ёксель-моксель, – сказал Котаускас, глядя на исчезнувшую деревню через чердачное окошко. – Вот так когда-нибудь нас занесёт, и всё. Была Котьма – и нет Котьмы!

– Кэп, – воскликнул вдруг Шустер. – Ты совершил открытие!

– Какое открытие?

– Если посмотреть на нашу деревню сверху, то её как бы и нет. Вроде бы это безжизненная пустыня. Сверху – снег. А внизу – тепло и жизнь. Вот так и там. Только вместо ворон – пингвины!

– Где – там? Какие пингвины? – удивился Котаускас.

– В Антарктиде, – продолжал Шустер. – Её тоже однажды снегом замело, льда наморозило, а жизнь внизу осталась. Разница только в том, что у нас четыре метра снега, а там четыре километра…

Котаускас с интересом посмотрел на Шустера.

– Антарктида открыта только сверху. Но если проникнуть под толщу льда, то, может быть, удастся найти жизнь, растения, животных. Может быть, даже целую цивилизацию!

– Ох и фантазёр ты, Шустер, – улыбнулся Котаускас. – Хотя всякое бывает. Вон, смотри, первый пингвин!

– Где пи-пи-пингвин?

К ним враскоряку, проваливаясь в снегу, ковылял кто-то чёрный-чёрный…

Котобои с трудом узнали перепачканного сажей Шлынду.

– Шлында, это ты? Ёксель-моксель!