Анти-Ахматова
Шрифт:
По-видимому, поездкой она недовольна. Не Италией недовольна, а отношением тамошних людей к ней.
«Ни одного родственного слова, ни одного человека, с которым хотелось бы подружиться».
«Меня они знают только по «Реквиему». Более ничего не знают и знать не хотят».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 266–267
Можно было бы честно сказать, что ее «мировая слава» — это признание за стихотворное переложение материалов XX съезда партии. Да уж и не по заказу ли написанное?
«Много
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 292
И за что это к ней такая злоба? Журналистка действует по загробному указанию товарища Сталина? Или живому — Ирины Одоевцевой?
Летом 1962 года еще раз появился Эрик Местертон. Вспоминала Е. М. Клебанова: «К А.А. приезжал представитель шведской академии и сообщил ей, что она кандидатка на получение Нобелевской премии. Когда я говорила: «Ну что, А.А., будем надеяться, что Вы ее получите», — она отмахивалась: «Ну что вы. Что вы… Если я получу «нобелевку», я рухну. Это было хорошо для Бориса (Пастернака), он о ней мечтал, а я не хочу». — «А.А., ведь это же мировая слава…» — «Ну кому она нужна. Что такое слава?» Мне кажется, что в этом случае она не была вполне искренна и что ей очень хотелось получить «нобелевку» и увенчать свою литературную славу.
Роман ТИМЕНЧИК. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 155
К этому эпизоду есть два примечания.
Первый — о том, как «Борис» хотел Нобеля и на какие низости пускался, когда убедился в зелености винограда.
…воспоминания [Ахматовой] о визите Пастернака к А.А. на Ордынку: «Говорил же он почему-то о Голсуорси, «Сагу о Форсайтах» называл нудной, тягучей, даже мертвой. Вскоре он ушел». А.А. развеселилась. «Вы догадываетесь, почему Борисик вдруг набросился на Голсуорси? Нет? Когда-то, много лет назад английские студенты выдвинули Пастернака на соискание Нобелевской премии, но получил ее Голсуорси».
С. ЛИПКИН. Квадрига. Повесть. Мемуары. Стр. 535
Голсуорси — лауреат Нобелевской премии 1932 года. Это уже тогда Пастернака выдвигали на Нобелевскую премию?! А у нас-то рассказывают, что — только за «Доктора Живаго», за то, что родину продал, вся премия — антисоветская акция и пр., и Ахматовой выгодно это только повторять — но она хочет проработать все версии низости Пастернака, кому какая на вкус придется. Никакого Голсуорси в его жизни в 1932 году было не слыхать, не ожидал он тогда Нобеля. Тогда он был полон весь Зинаидой Николаевной. Для чего же сказано? Чтобы зависть его сделать для всех очевидной (а он не был завистником), ну и чтобы сообщить, что его почитатели — это разве что студенты.
Уж к ней-то «приезжает представитель шведской академии и сообщает…». На самом деле к ней никто не приезжал и никто не сообщал.
Э. Местертон сказал в 1990 году: «В разговоре с историком литературы, который проживал в том же поселке, что А., я сказал, ничего не имея в виду: «Было бы хорошо, если бы А.А. получила Нобелевскую премию?» Ответ был: «Это было бы очень хорошо». Из этого маленького перышка выросла большая курица. Что касается моей роли в нобелевском
Роман ТИМЕНЧИК. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 535
Андрей Вознесенский.
«Вчера мне позвонил. «Я лечу в Лондон… огорчительно, что у нас с вами разные маршруты… Я хотел бы присутствовать на церемонии в Оксфорде». «Вовсе незачем, — ответила я. — На этой церемонии должен присутствовать один-единственный человек: я».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 288
Это почему же?
По Иосифу Бродскому, это одно из ее главнейших достоинств, «феня» — афористичность. Вы чувствуете себя осчастливленными таким емким афоризмом?
«Борис Леонидович жизнью своей оплатил мировую славу, а мировая слава уж наверняка мерзость».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 266–267
В этой фразе — все. И что Пастернак что-то оплатил (заплатил, отстегнул, подмазал) своей жизнью. Заплатил — за мерзость, Ахматова бы так не продешевила. Ну и что мировая слава — нечто ей хорошо известное.
Это она съездила на неделю за границу по приглашению прокоммунистической марионеточной организации и со знанием дела рассуждает о мировой славе. Напоминает школьный анекдот:
Я слышал, вы были в Италии? Правда, что она похожа на сапог?
Однако за железным занавесом верят каждому ее слову.
Едва лишь они ушли, Анна Андреевна дала волю усталости. Плечи у нее опустились. Передо мною сидела старая, жестоко переутомленная женщина, одетая не по возрасту модно. Вялая, рассеянная, небрежная.
Лидия Корнеевна трепещет: умерла Фрида Вигдорова, известная Ахматовой как самоотверженная и деятельная женщина, прекрасный человек. Все эти качества — самые бесполезные в глазах Анны Ахматовой, ничто. Это не Тимоша, не Лиля Брик, даже не Наталья Ильина с ее автомобилем…
Помолчали. Я все боялась, что она спросит о Фриде, но она не спросила.
Холодно и небрежно спросила она о Корнее Ивановиче, обо мне и без большого интереса даже о Фриде. Самое страшное о Фридочке она уже знает, но у меня на губах был подробный рассказ. Нет, сегодня ей не до того.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 266
Ну вот и то единственное, чем еще можно было жить.
Внутренне ей казалось необходимо это поклонение. Понимаете, все перед ней преклонялись.
М. Д. ВОЛЬПИН в записи Дувакина. Стр. 278
Она бывала капризна, деспотична, несправедлива к людям, временами вела себя эгоистично и как будто напоказ прибавляла к явлению и понятию «Анна Ахматова» все новые и новые восторги читателей, робость и трепет поклонников, само поклонение как определяющее качество по отношению к ней. Вольно и невольно она поддерживала в людях желание видеть перед собой фигуру исключительную, не их ранга, единственную — и нужную им, чтобы воочию убеждаться в том, сколь исключительным, какого ранга может быть человек.