Анти-ты

Рейв Сончи

В следующем видео она сообщила, что он не пришел на свидание и везде ее заблокировал.

– Недавно я поняла, что эти тик-токеры мне как семья. Я уже все их лица наизусть знаю, так часто их вижу, – поделилась я мыслью с Ивой, вспомнив лицо той девушки.

– «Тик-ток» тем и хорош, что плотность мемов и контента создает интертекстуальное поле, иллюзию узнавания, некоего заранее знакомого пространства, – ответила Ива, словно у нее на коленях лежал учебник по «Тик-току». – Знаешь, такая атмосфера тусовки, где вы разговариваете одними шутками из прошлого. По сути,

в этом и смысл «Тик-тока». Один делает, другой повторяет. Возможно, это единственная платформа, приоритет которой не оригинальность контента, а его переосмысление. Копии копий без оригинала, чистый симулякр. Субверсия.

– Человеческая многоножка юмора.

Мы залипли на добрых два часа, как бывает с просмотрами дурацких видео.

– Знаешь, какой мой любимый мем? – неожиданно прервала тишину Ива.

– Наверное, эта самая «мыш»?

– Нет. Мем с directed by robert b. weide.

– О. Я его тоже люблю. Особенно когда люди падают. Я вообще заметила, что с каждым годом все громче смеюсь над тем, как падают другие люди. Недавно рассмеялась над видео с автомобильной аварией, там девушка на три метра отлетела. Как ты говорила, эти три теории?

– Теории превосходства, столкновения и утешения. Их, разумеется, куда больше. Но это основное. Да, превосходство – это, скорее, античная традиция. Платон и Аристотель относили комедию к низшему проявлению. Аристотель вообще считал, что шутка – это форма оскорбления. Чарльз Грунер [25] , в принципе, утверждал то же самое: что юмор – это игровая агрессия, где смех выступает проявлением реакции в отношениях победителя и побежденного. Пошутить над кем-то и посмеяться – все равно что сказать: «Смотри, я лучше, сильнее, а ты слабее. Ты упал, а я на ногах».

25

Американский профессор, преподаватель высшей школы речи и драмы, автор книги «The Game of Humor».

– Я просто люблю смотреть, как падают люди, Ива. – Иногда ее занудство все-таки может надоедать. – Так почему directed – это твой любимый мем?

– Это… антикульминация.

– Чего?

– То есть… когда должен настать кульминационный момент, панчлайн в шутке, резко появляются заставка и музыка. Человек падает, но не приземляется. Мы не видим концовки, не видим катарсиса, не видим самого болезненного. И… я люблю этот мем потому, что он как вишенка на торте. Когда играет эта музыка, я понимаю, что надо смеяться.

– Ива, пообещай мне кое-что.

– Да?

– Если меня будут хоронить, то пусть гроб опускают под эту музыку.

Это была шутка, но Ива не рассмеялась. Она приняла это всерьез.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– А еще сегодня я кое-что поняла про нашу заказчицу. Помнишь, я писала ее историю в посте?

История была затертой, драматически выверенной и, откровенно говоря, такой «по-инстаграмски» шаблонной, что даже не верилось, что это правда. У нашей героини, сорокалетней блогерши, развод, пятилетний

ребенок на руках и, разумеется, сложный период в жизни. Она хочет устроиться уборщицей хоть куда-нибудь, но тут ее мама решает отдать ей деньги, которые собирала на собственные похороны и дорогущий гроб.

На них наша героиня открывает частный детский сад «Скворечник».

– Я сегодня вспомнила этот пост и поняла: мама копила деньги на гроб, а доча купила скворечник – ту же коробку из дерева. Мне кажется, это просто уморительно. – Не знаю, почему меня так распирал смех, но, кажется, Иве эта шутка тоже зашла. – Мама копила на гроб, а доча сделала скворечник.

Чуть позже Ива ушла спать, а я села наобум писать чертов чек-лист про женское счастье.

Написала что-то на отвали, а потом подумала, какой чек-лист был бы у меня.

И, пока я его составляла, поняла одну вещь про свою депрессию.

Иногда я вижу ее. Словно тень, которая каждый раз принимает разные формы. Стеснительный ребенок, который опасается зайти в гости и стоит в дверях.

Я смотрю на свою депрессию и говорю: я буду шутить, пока ты не уйдешь.

Иногда мне становится невыносимо плохо. Я не знаю, как это объяснить. Иногда кажется, что в горле плотина, а тело болит каждой клеткой. Болит так, будто… я – замедленный взрыв. И взрываюсь слишком долго, так, что каждая клеточка кожи медленно отрывается от другой. Органы, мозг, кости медленно-медленно идут трещинами.

Какой идиотизм. Это слишком пафосно. Слишком красиво. Я не заслуживаю такой красоты. У меня всего лишь болит тело, просто как-то по-странному болит, да и все.

Я не заслуживаю даже красивого описания боли.

Хочу, чтобы об этой ужасной ночи, когда я не могу сомкнуть глаза, когда мне слишком плохо и больно, сняли «тик-ток».

Да, я хочу быть коротким видео с дешевыми спецэффектами и дурацкой попсовой музыкой. Хочу быть шуткой, быть несерьезной.

Я не хочу быть собой. Я слишком устала.

Выдыхай, Тома, где болит. Так рассказывала Ива про свою йогу: выдыхай, где болит.

Я задыхаюсь в ужасном сухом кашле, таком, что глотку дерет, скручиваюсь всем телом и почему-то трагично свисаю с кровати головой вниз. Легкие болят, а горло будто расцарапали вилкой.

Смотрю на свой чек-лист, на свою шутку. 25/25. Уморительно. Это же смешно, смешно, да?

Теория превосходства. Смеется тот, кто победил. Тогда в этой игровой агрессии, этом «роаст-баттле» моим оппонентом будет депрессия. И я буду, буду, буду про нее шутить.

Не знаю, как пережить эту ночь, она кажется нескончаемой. Хочу, чтобы в дом ворвались грабители и огрели меня по голове, чтобы можно было хоть как-то заснуть.

Ненавижу ночь. Ненавижу. Могу назвать кучу выдуманных причин: потому что темно и тихо, потому что холоднее, потому что нужно спать. Нет, я знаю, почему я ненавижу ночь: потому что мне не на что отвлекаться. Я наедине с собой, а хуже пытки я и не знаю.

Какое-то время я уговариваю себя заснуть, представляю перед глазами белый лист, считаю овец, глубоко дышу через нос. Но все так же больно.