Антиблокада
Шрифт:
– Нет.
– Я тоже. Мойся! Я парадную гимнастёрку прихватила. Сейчас принесу.
Спустя несколько минут появилась её рука, которая повесила на крючок чистую гимнастёрку. Пришлось повозиться, перевешивая с полевой медали и "Большой Концертный Зал" за январские бои. Пока возился, хлопнула дверь, и в коридоре послышался мужской голос. Я вышел из ванной.
– Здравствуйте, капитан! Военврач второго ранга Артемьев, Николай Александрович. Отец этой непослушной дочери! За Финскую?
– спросил он, показывая на две медали и орден.
– Одна за Финскую, остальные
– Да-да, припоминаю! Читал сегодня передовицу в "За Родину" про налёт на аэродром в Пскове и доставку продовольствия в Ленинград. Поздравляю! Это за это?
– Нет, это за освобождение Чудово и ликвидацию Любаньского выступа. А поздравлять надо Вашу дочь. У неё был первый боевой выход, боевое крещение.
– Да ну тебя! Какое боевое крещение, ни разу не выстрелила.
– Врачи и не должны стрелять, Женечка.
За разговорами, помог снять пальто Веронике Федоровне, которая всех пригласила в зал, ужинать. Стол был красиво сервирован, столовое серебро, красивые старинные фужеры, немецкий сервиз. И продукты на столе вовсе не из продовольственного пайка. Наши трофейные сардины и копчёные колбаски скромно притулились в углу стола. Единственное, что вызвало шумное одобрение, так это трофейный французский коньяк. Отец у Евгении довольно шумный, но говорит сплошными лозунгами и прописными истинами, явно стараясь скрыть свои собственные мысли и сомнительные делишки. На зарплату подполковника медслужбы так не живут. Он посетовал на то, что Женя бросила учебу и ушла служить в армию, и там у неё незаладилось, и вместо госпиталя при академии, оказалась во фронтовой разведке. А так бы и работала, и училась, и в этом году уже бы ушла в ординатуру.
– Повлияйте на неё, Максим! Пора уже понять, что рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше!
– Я, пока, Николай Александрович, имею меньшее влияние на неё, чем Вы.
Тёщу волновали только вероятные пелёнки-распашонки, особенно в свете того, что дочь выбрала совсем неблагополучного мужа, и ей постоянно будет грозить вдовство. В общем, ужин прошёл в тёплой и дружеской обстановке. Мы друг другу не понравились. Ноги моей больше не будет в этом доме.
После ужина Женя, в комнате, едва сдерживая смех, сказала, что я разделил их семью на две неравные части: маме и ей - я нравлюсь, папе - нет! Мама заявила, что я - воспитанный молодой человек, хорошо владеющий столовыми приборами. Она ожидала, что я стану чавкать за столом, и всё есть столовой ложкой. А папе я не понравился из-за того, что "выскочка".
– Не обращай внимания, Максим. Папа - трусоват, я давно это знаю. Плюс, мама всегда говорила, что он цепляется к любой юбке, поэтому мужчины, которые нравятся женщинам, для него враги. Все!
– Жень! Давай, не будем об этом! Хорошо? Просто промолчим.
– Так будет даже многозначительнее!
– улыбнулась Женя.
– Помоги расстегнуть платье!
– С удовольствием!
– Снимайте гимнастёрку, товарищ капитан! У меня есть возможность сделать то, что я хотела сделать целых
– она поцеловала оба шрама на левом плече.
– Это было просто наваждением каким-то. Перевязываю, и хочу поцеловать твои раны. А ты смотришь куда-то в сторону и молчишь, чтобы я не спросила. Помнишь? Приходилось по нескольку раз переспрашивать.
– Нет, не помню. Я старался отключиться от этого, не думать и не слышать ничего. Нет, больно ты не делала. В госпитале и когда, пару раз, перевязывали другие, было много больнее.
– Я сейчас, ложись.
– она выскочила из комнаты. Немного глупое положение: у меня есть жена, которую я не знаю, есть какие-то обязательства, которые я выполнить, наверное, не смогу. Впереди ещё много дней войны, но хочется, чтобы у неё было всё хорошо. Как совместить это несовместимое, я не знаю. С точки зрения обывателей, я, действительно, не очень подхожу девушке из такой семьи. Она идёт наперекор "общественному" мнению, доказывая, видимо, самой себе, что она вправе принимать самостоятельные решения, хотя, по-прежнему, остаётся в ареале этих людей, доказывая всё, в первую очередь, им. И, если она ошибётся, они не преминут вытереть об неё ноги. Объект нуждается в опёке. Она щёлкнула светом, не входя в комнату, закрыла дверь на защёлку, и скользнула в постель, напряжённо дыша носом. Попыталась что-то сказать, у неё не получилось, слишком напряжена. Я стал гладить её, стараясь успокоить, целуя её в щёку и мочку уха. Через некоторое время её дыхание стало тише и ровнее.
– Максим, я, правда, люблю тебя и хочу стать твоей женой!
– Ты уже жена, Женечка, просто я хочу, чтобы тебе всё понравилось. Сними эту рубашку!
– Тогда помоги, она длинная!
Я целовал ей бедра, помогая снять "свадебный подарок"! У неё очень плотная ровная кожа, даже не ущипнуть.
– Я тебе нравлюсь?
– Да, ты очень красивая. У тебя красивая фигура, мне нравится твоя грудь, ты самая желанная и красивая девушка на свете, правда.
– продолжая её целовать везде.
Через некоторое время она прошептала, что больше ждать не может. Чуть ойкнула и обхватила меня ногами.
Утро было замечательным и солнечным. Меня разбудила Женя, разглаживающая мои усы.
– Все ушли! Мне хочется повторить то, что произошло ночью!
– Будет чуточку больно!
– Плевать! Ты - мой! А я - твоя!
Потом мы лежали, полностью расслабившись, затем Женя встала, зажгла свет, красиво потянулась, демонстрируя высокую красивую большую грудь, с чуть расплывшимися после бурной ночи, крупными рельефными сосками
– Я тебе нравлюсь?
– Да!
– Есть хочу, ужасно! И мы перепачкали всё! Надо стираться! Подъём, товарищ капитан!
У Артемьевых есть даже телефон, поэтому после завтрака связываюсь с Евстигнеевым.
– А-а, молодожён! Хорошо, что позвонил. Ты ещё в Ленинграде? Леонид Александрович о тебе спрашивал. Он сейчас на КП в ЛенСовете. Ты где?
– На Бассейной.
– Давай туда и жди меня. Я через час буду. Оттуда поедем обещанное пополнение принимать.