Античные хроники
Шрифт:
– Не знаю. – Аякс затравленно посмотрел на царя. – Все нормально вроде было. Она разделась, на кровать влезла, ну, я, как обычно, доспехи приподнял, чтобы… ну ты понимаешь. Она это как увидела, так в обморок и грохнулась…
– Мать моя Гея, – прохрипел Агамемнон, которого поразила страшная догадка. – Сиди здесь, дефективный, и никуда не уходи…
Осторожно обойдя ноги великанши, Агамемнон прошел в комнату, которая оказалась спальней для веселых утех. На стенах были изображены женские груди с крылышками и прочие
Тифата лежала на полу спальни, бесстыже разбросав ноги.
Агамемнон угрюмо почесал бородку, затем повнимательней всмотрелся в порнографические фрески. Что-то в них было не-так. Чего-то на картинках явно не хватало. Озадаченный грек принялся осматривать обнаженное тело лестригонши. Осмотр тела поверг его в легкое недоумение. Вернувшись кАяксу, Агамемнон нервно произнес:
– Не знаю, как размножаются лестригоны, но тебе, идиоту, следовало это выяснить, прежде чем на царскую дочку залазить.
– А что я, что сразу я? – захныкал Аякс. – Я, может быть, тоже чуть от разрыва сердца не умер, когда увидел у нее… (В этом месте часть текста была подвергнута жестокой цензуре. – Ред.)
– Странно все это, – произнес Агамемнон, помогая приятелю встать на ноги. – Внешне вроде как женщина… влипли мы с тобой, дружище, по самое не хочу…
Бежать из дворца лестригонов было бессмысленно, ибо герои могли запросто в нем заблудиться. Однако им без труда удалось найти гостевую комнату, на дверях которой висела греческая табличка: «Для недомерков».
Комната была на редкость просторная, на длинном аккуратном столике голодных греков уже поджидала экзотическая пища.
И чего там только не было: жареные котлеты по-финикийски, разного вида паштеты, утка с яблоками Гесперид, редкие фрукты.
Зная, что есть много после двух дней голодовки опасно, эллины старались насыщаться как можно медленнее. Все равно им некуда было бежать, а так хоть поедят, голод утолят. Ведь их наверняка ждет расплата за коварное убийство царской дочери.
– Гм… очень странно, – сказал Агамемнон, выковыривая из паштета маленькую пластинку от медных доспехов. – Слушай, Аякс, это не твое?
– Нет, – ответил могучий герой, с аппетитом лопавший котлеты по-финикийски.
Отодвинув от себя паштет, Агамемнон благоразумно решил отказаться от употребления местных мясных продуктов.
На удивленный взгляд Аякса царь лаконично ответил:
– Мясо – источник мужской агрессии… После обильного обеда великие герои решили немного вздремнуть. Но кровать в гостевой комнате была почему-то одна.
– Все-таки удивительный народ эти лестригоны! – не удержался от восклицания Агамемнон, увидев эту самую кровать.
Кровать была довольно низка и полностью сделана из полированного мрамора: ни перины, ни подушки, ни
Еще немного поудивлявшись, герои свернулись на неудобном ложе калачиками и сладко задремали без сновидений.
Проснулся Агамемнон от того, что почувствовал во сне до боли знакомый запах. Затем великий герой услышал мирно беседующие незнакомые голоса.
– А попробуйте-ка эту ветчинку, – говорил чей-то милый женский голос. – Правда, она восхитительна?
– О да, ты права, моя прелесть, – подтвердил мужской голос. – Но вон тот бифштекс с кровью… Как? Ты еще его не отведала?
– Вино, вино, несите сюда вино, – закричал кто-то прямо на ухо Агамемнону, и царь понял, что сейчас самое время открыть глаза, хотя делать ему это страшно не хотелось.
Агамемнон сделал над собой усилие, и глаза все-таки открыл.
Ох, лучше бы он продолжал спать…
Они вместе с Аяксом лежали посредине гигантского пиршественного стола, за которым мило обедало около трех десятков знатных лестригонов. Во главе стола сидел собственной персоной царь Ан-тифат, сжимая в могучей руке здоровый кубок вина.
– Вина, – ревел царь великанов, – еще вина… И кто-нибудь – позовите к столу мою дочь Тифату, что-то она к обеду задерживается…
Дальше было хуже.
Агамемнон понял, что он лежит на блюде, вернее на все той же неудобной кровати. Только теперь ему стало ясно, что никакая это не кровать, а пиршественное блюдо. Вокруг храпевшего рядом Аякса возвышались россыпи свежего укропа. А еще Агамемнон наконец узнал разбудивший его запах. Вся его одежда была засыпана молотым перцем.
– Мамочка! – прошептал несчастный царь. – Аякс, проснись, нас сейчас с тобой сожрут.
Аякс проснулся, но смысл происходящего доходил до него с большой задержкой.
Агамемнон покосился на соседнее блюдо и столкнулся с полным ненависти взглядом какого-то диковинного лестригонского деликатеса. Сначала Агамемнон решил, что на него смотрит запеченная в ' тесте форель, но царь глубоко ошибался. Излучая в пространство волны ярости, на него глядел Конан Киммериец, плавающий в луже дымящегося соуса.
О, если бы взглядом можно было убивать!
«Ага! – злорадно подумал Агамемнон. – Допрыгался».
Хотя жизнь самих греков тоже висела на волоске.
Над головой со свистом пронеслась вилка. Агамемнон зажмурился, но вилка понеслась куда-то дальше, к блюду с мочеными фигами.
– Носатые!!! – проревел из лужи соуса Конан варвар. – Я еще отомщу вам…
– Встретимся в ночном горшке Антифата, – весело прокричал киммерийцу Аякс, у которого от пережитого ужаса проснулось чувство инфернального юмора.
Рядом с блюдом, на котором возлежали греки, внезапно раздался мощный хлопок, и из туманного марева возник бог ветра Эвр (очень вовремя, сатир его побери. – Лет.).