Античный Чароплет. Том 3
Шрифт:
Обезьян, к сожалению, обладал довольно поганым юмором. Он всё время пытался кого-то поддеть, над кем-то подшутить, поиздеваться. И шутки его нередко были весьма жестоки. В отношении союзников он ещё сдерживался, но вообще не слишком забивал свою пылающую голову такими проблемами. В частности, он даже, мне кажется, получал какое-то садистское удовольствие, когда в очередном бою оставлял мне жутчайшие ожоги. Вот и сейчас Шак’чи заставлял медленно обугливаться некоторые участки тела своей жертвы, но удерживая ту в сознании. Фактически, обезьян занимался настоящими пытками. Пытал и веселился.
Ногти мужчины средних лет пылали, по коже расползлись огненные прожилки. И смертное тело, разумеется, защищено от этого не было. Одновременно иссыхаясь и белея на наших глазах от вытягиваемой праны, оно ещё и корчилось в агонии, царапая своими горящими ногтями лицо, живот и другие части тела.
Мой приказ обезьян услышал. Мгновенно потухнув, человек буквально посерел, а потом почернел и осыпался пеплом вперемешку с огоньками. Это было бы даже немного красиво, если бы не было так жутко. Огоньки стали расти в размерах, сливаясь друг с другом и выстраивая пылающую форму трёхметрового обезьяна. Не знай я, что это дух, подумал бы, что из Лэнга или из Ада вылез какой-нибудь демон.
— Успешно? — раздражённо спросил я у надувшегося от невозможности растянуть удовольствие обезьяна.
Раздражение меня наполняло главным образом от того, что требовалось заниматься довольно грязной работой. Вырезать на коже пленника ритуальную вязь ножом, рисовать его же кровью, перемешанной с грязью, рисунок, заставлять его хлебать специальные настои… Вот мне заняться-то больше нечем, правда?..
На заданный ему вопрос Шак’чи быстро-быстро замотал головой.
— Значит — успешно, — резюмировал я, насмешливо глядя на возмутившегося такой наглости обезьяна. Ага, конечно. Не получилось у него ничего. Так я и поверил. — Хватит прыгать! — рявкаю. — Второго жди девять дней! Я тебе не жрец, чтобы жертвы приносить регулярно! Ууу… — возвожу глаза к небу. — Он ещё и обиделся. Тьфу!.. Ладно, буду считать, что всё прошло нормально. Оставшееся время можно поработать с блинком.
Создание новых заклинаний было трудоёмким, сложным, долгим и муторным, но неожиданно увлекательным процессом. Особенно если речь шла не о создании с нуля, а о модификации или строительстве и трансформировании на основе уже существующих воздействий. Помимо того, что мне просто нравилось чем-то таким заниматься, радовали ещё и прибавки к опыту за добавление новых чар в виртуальную книгу и небольшие скачки этого самого опыта в процессе работы. До следующего уровня мне в любом случае осталось не слишком долго, но, с учётом особенностей моей жизни, достигну я его точно раньше, чем создам свой блинк. Ну, либо сдохну. Тут уже как повезёт.
— Мы завершили защиту фортов, Раджа, — Имхотеп не так давно вернулся с поля боя, где показывал неоднозначные результаты. Пока его жрецы накладывали защитные чары и помогали возводить крепости, их таинственный лидер из Та-Кемет молча упокаивал целые армии мертвецов, которые последнее время шли с востока толпами. Небольшой отряд из десятка меджайя во главе с Имхотепом просто отправлялся навстречу очередной толпе трупов, которую издалека видели
— Отлично. Я так понимаю, живые эмушиты не торопятся идти на нас?
— Не были замечены, — бывший начальник столичного гарнизона, а ныне — правая рука своего повелителя, предпочитал ныне отчитываться короткими рублеными фразами. Впрочем, такая манера речи Тарджабалахасару нравилась, пожалуй, больше любой другой из его окружения.
— Я перемещаю свою ставку в третий форт. Он ведь самый крупный?
— Это весьма опасно, Раджа, — Имхотеп был одним из тех, кто официально не был в курсе подобных решений, поэтому тут же поспешил высказаться.
— Это уже решено, — Траджабалахасар не заметил, как египетский жрец на мгновение бросил взгляд на лицо Гуру, коий в тот момент слишком уж медленно моргнул. Скорее было похоже на жест согласия, исполненный глазами. — Абтармахан и Брафкасап не отправляли вестей?
— Их отряд прислал гонца час назад. Они продвигаются успешно. Везде, где идут, разруха, сожжённые города и деревни, неубранные тела, которые иногда поднимаются безо всякого колдовства дикарей. Кроме того, мы, кажется, ошиблись в оценке их запасов пищи.
— В каком смысле? — Тарджабалахасару не понравилась последняя фраза. На продовольственные проблемы врага он делал немалую ставку.
— Мы забыли, что эмушиты едят то, что не едим мы. Точнее, тех.
— Людоедство… — Раджа простонал сквозь сжатые зубы. — Но не в таких же количествах!
— Даже обычные люди, — заговорил египтянин, — едят себе подобных во время голода. Что уж говорить о тех, кто не брезгует этим и в сытое время? Полагаю, затяжная война теперь невыгодна всё же нам…
— Мясо долго не хранится, — оборвал его Тарджабалахасар.
— Рассчитывать только на это… недальновидно.
— Рассчитывать только на это — да. Но мы не сидим без дела. Крепости на границе и истребление нежити. Передовые отряды, — пожал плечами Раджа. — Если у тебя есть что предложить, то говори.
— Если зверь велик и силён, то поразить его можно только сильным и точным ударом в самое сердце…
— Я уже говорил, что думаю по поводу этой безумной идеи стремительного наступления всей армии по проклятым похалайским землям. Твои догадки, жрец, конечно, интересны, но они есть не более чем догадки. А если эмушиты ничего не готовят? А если готовят что-то крайне важное, как ты говоришь, но не в Похалае? Мы ведём успешную войну. Да, успешную! Мы захватываем новые земли и наступаем! А дикари сидят за спинами своих восставших мертвецов! Зачем отправляться в самоубийственный поход?
— Как скажешь, государь, — Имхотеп слегка склонил голову, ничем не выразив своего раздражения. В его голове мелькнула мысль: 'Я пытался тебя переубедить в последний раз. Судя по всему, это бесполезно".
— Иди в глотку тварям теней, грёбаная ледышка! — терпение Абтармахана дало трещину.
— Ледышка, ледышка… Ледышкой быть хорошо, — хмыкнул Брафкасап, — а то у всяких головешек постоянно в одном месте подгорает. А у меня — прохлада и комфорт.
— Что?! — аж крякнул от возмущения Адаалат-ка-Джаду. — Не зазнавайся! Наш счёт шестьсот сорок восемь к семисот двум!