Антидиверсанты
Шрифт:
Тогда, как и сейчас, был жаркий август, напоенный пряными запахами чабреца и полыни. Неровными увалами расстилалась впереди успевшая порыжеть под южным горячим солнцем степь. Вдали, там, где небо и земля соединялись в одно неразличимое серо-голубое марево, тогда находился Полигон. Отсюда нельзя было увидеть ни охранных вышек, ни пятиметрового бетонного забора, ни куполообразного, похожего на обсерваторию, здания Центра управления. Но дух этого зловещего места расползался по окрестной территории на сотни квадратных километров, словно незримыми тисками сдавливая степные просторы, окутывая
Это было еще до Чернобыля, до страшной правды о Семипалатинске. Никто из местных жителей тогда не мог и представить, какая опасность таится совсем рядом от их домов, пытается проникнуть в их жизнь черными отравленными стрелами смерти. Никто не знал об этом тогда, никто не знает об этом и теперь. Поскольку здесь не помогут счетчики Гейгера. Тут бессильны специалисты-химики, физики-ядерщики, биологи. Опасность исходила от приборов, о силе которых по-настоящему были осведомлены всего несколько человек в мире: Главный разработчик, Главный конструктор, Начальник Полигона, Министр обороны и Председатель КГБ. Секретность работ обеспечивалась на особом уровне, а решение об испытаниях санкционировалось высшими должностными лицами государства.
Калмыков, щурясь от яркого солнца, бьющего прямо в глаза, всмотрелся в силуэт хищной птицы, медленно, словно дельтаплан, парящей над выжженными просторами. Похоже, что степной орел. Редкая встреча…
Он повернулся к водителю, чернявому сержанту по фамилии Бобриченко, который беззаботно курил, присев на траву рядом со штабной машиной – потрепанным «уазиком». Догадывается он хоть на микрон о том, куда привез своего командира? Радуется небось. До дембеля всего пара месяцев, отличная погода, завтра обещана увольнительная, значит, можно отправиться к своей зазнобе (Калмыкову было известно, что у парня в поселке такая есть).
– Пора ехать, Анатолий Дмитриевич?
Полковник кивнул, медленно прошел к дверце машины. Зачем он разрешил сержанту подобное панибратство, зачем поощряет неуставное обращение во время этих довольно частых выездов? Конечно, личный водитель начальника штаба – блатная должность. Военнослужащие тут быстро разбалтываются, как плохо прикрученные гайки, и позволяют себе то, о чем обычный солдатик даже и помыслить не может.
Бобриченко забрался за руль, завел мотор, поправил зеркальце заднего вида, осторожно повел машину.
– А говорят, что на Полигоне подземный бункер сохранился. Это правда?
Вот, пожалуйста, еще одно подтверждение! Даже не пытается скрыть своего праздного любопытства.
Но одергивать сержанта не хотелось. В конце концов, пусть лучше узнает информацию от полковника, чем будет кормиться байками. О бывшем Полигоне ходит множество слухов, как среди солдат соседних частей, так и среди младшего офицерского состава. Все они крайне далеки от истины. Правду до сих пор почти никто не знает. Да и сам Калмыков докопался до нее случайно. Почти случайно…
– В настоящее время, Бобриченко, Полигон, как тебе хорошо известно, полностью ликвидирован. Никаких строений и подземных ходов коммуникаций
Полковник открыл походный, изрядно помятый портфель, достал папку с детальными планами учений, демонстративно углубился в свои штабные бумаги, давая понять, что любые дальнейшие разговоры прекращены.
Это Бобриченко научился отмечать давно, недаром возит Калмыкова уже целый год, успел узнать привычки полковника. Поэтому больше ничего не сказал. Машина уверенно двигалась вперед на средней скорости. Водитель старался ровно вести «уазик» на неровных колеях проселочной дороги и даже не просил разрешения включить радио.
За окном расстилалась все та же выжженная солнцем степь. Странно, что такую большую территорию до сих пор используют не в полную силу. Редкие стада крупного рогатого скота, высоковольтные линии электропередачи, далекие домишки небольших деревень, лесополосы, ощетинившиеся жнивьем поля, где уже убрали пшеницу. Вон задымились вдали трубы ТЭЦ – значит, скоро сворот на шоссе…
«Уазик» зарычал, взбираясь на взгорок рядом с зарослями акации, и вдруг резко остановился, словно врезался в невидимый барьер.
Калмыков не успел сразу ничего понять – так быстро, необратимо и страшно все произошло.
Бобриченко стремительно уронил голову вниз, уткнувшись лбом в приборную панель, откуда на рычаг переключения передач потекли струи крови. А весь салон засыпала крупа разбившегося вдребезги лобового стекла. Тут же правая задняя дверца распахнулась, и на Калмыкова уставились стволы двух автоматов.
– Выходим, полковник! Как можно быстрее! И без глупостей…
3
Северо-восточная Украина
Окрестности Полигона
16 августа
16.30
Иногда бывает трудно распознать, откуда исходит опасность.
Бойцу спецподразделения, имеющему за плечами немалый опыт силовых акций далеко не в дружественных странах, кажется, стыдно допускать промахи. Но всего не предусмотреть никогда.
Митин остановился у угла сарая, прижался к нагретым солнцем бревнам, вслушался. Тишина. Вдалеке – еле различимый шум мотора. Это работает трактор в километре севернее. Шумит листьями нескольких ив легкий ветерок. Вот и все звуки. Неужели померещилось?
Прямо по курсу – проселочная дорога, у самого горизонта уходящая в лес, справа – ветхая изгородь, слева – дряхлый колодец с подгнившими нижними венцами, сзади – стена развалившегося сарая.
Митин пришел с востока, со стороны реки. Конечно, можно было отлежаться до темноты в прибрежных зарослях. Но сейчас еще половина пятого. Какой смысл терять столько времени? Если его предположения верны, отряд может скрыться окончательно и бесповоротно.
Как же хочется курить! Митин сглотнул слюну, облизал пересохшие губы, бесшумно вытянул флягу из бокового кармана камуфляжной куртки, сделал осторожный глоток, ни на секунду не выпуская из виду сектор обзора.